- Безобразие! - возмущалась она. - Скоро они заполонят весь дом, а ты с ними
совсем не играешь.
Она вытащила из шифоньера громадную картонную коробку, доверху заполненную
игрушками, и растерянно смотрела на нее. Потому что в коробке был всего лишь
резерв главного командования. А боевые части рассредоточились по всей квартире.
- Ну, и что прикажешь со всем этим делать? - развела руками мама. Что я ей
мог ответить?.. Боевая обстановка складывалась так, что резерв пока был не
нужен. Поэтому я неопределенно пожал плечами.
- Варвар! - продолжала мама. - Ну, почему у куклы нет ног, а у медведя голова
на ниточке болтается?
"Война есть война", - подумал я, но высказываться не стал, потому что в моих
ответах никто не нуждался.
- Если так будет продолжаться, то нам скоро придется переселяться на улицу.
Мама рассуждала правильно, ибо разгадала замысел главного командования: на
этой территории должно было быть провозглашено суверенное игрушечное государство.
- Нет, так не пойдет. Нельзя захламлять квартиру ненужными и негодными для
дела вещами. Хочешь обижайся, хочешь нет - я отправлю всю твою рухлядь в утилизатор.
В крайнем случае синтезируешь новые игрушки. Заодно и творческую фантазию потренируешь.
Что за патологическая привязанность к старью?! С этим надо бороться.
- Жалко, - все-таки вступился я.
- Чего тебе жалко? - не поняла мама. - Пластмассу жалко?
- Идею, - объяснил я, - которую она в себе несет.
- Истинные идеи бессмертны, - резонно отрезала мама и, удалившись в утилизаторную,
включила пульт управления.
Мои калеки зашевелились и стали со скрежетом вылезать из коробки. Тем, что
были наверху, сделать это было нетрудно. Правда, приходилось падать со внушительной
для них высоты, но они были неробкого десятка. А те, что оказались на дне,
приложили немало усилий и изобретательности, чтобы выполнить команду, поступившую
с пульта управления. Они строили акробатические пирамиды, по которым можно
было, как по лестнице, добраться до верха коробки, и оттуда прыгали на пол.
Наконец, последнего космонавта с проломленным шлемом перетянули на волю, и
коробка опустела.
"Хорошая была армия", - вздохнул я про себя. Вся беда именно в этом слове
- была. Передо мной предстала очень печальная картина, и я подумал, что воевать
- это все-таки нехорошо. Пусть они только игрушки, а все равно жалко. Мама
права - ошибки надо исправлять. Придется отправить их в утилизатор, а потом
синтезировать такие игрушки, которые не захотят воевать, а будут делать что-нибудь
хорошее. Что именно, мне было еще неясно.
Тем временем, мои ветераны выстроились в боевые шеренги и зашагали в сторону
утилизаторной. Я помахал им рукой на прощанье. Я буду помнить их долго-долго.
Наверное, всю жизнь.
Вдруг в моих руках зашевелился Мальчиш, которого я синтезировал
по древней сказке. Здорово получилось. Мы не расставались с ним во всех походах.
Он был моей правой рукой. Или я его?..
- Куда ты? - спросил я. - К тебе эта команда не относится.
Мальчиш кивнул - понятливый он у меня. Жаль, что разговаривать не умеет. Но
настоящие друзья и без слов друг друга понимают. И я понял его: он хотел проститься
со своими боевыми товарищами, проводить их в последний путь. Благородный Мальчиш.
Разве смел я ему помешать?
Я разжал ладони. И он спрыгнул на пол. В полете он задел вытянутой рукой за
край дивана и оттого неловко приземлился. Что ж, не впервой! Он быстро поднялся
и, слегка прихрамывая, побежал вслед исчезающим за косяком двери колоннам,
догнал их и стал помогать совсем слабым.
Я гордо улыбнулся - моя работа. Появилось было желание и самому пойти помочь,
но я подумал, что нехорошо вмешиваться в чужую, даже игрушечную жизнь. На сердце
было как-то неспокойно, словно бы что-то мешало дышать. Чтобы отвлечься, я
включил головизор. Вокруг меня запрыгали веселые обезьянки, заполнившие комнату
диким визгом.
- Мальчиш! - позвал я. Одному ловить призрачных обезьян было скучно. Но Мальчиш,
всегда незамедлительно являвшийся на первый мой зов, не откликался. Я выбежал
в коридор.
- Мама, - спросил я, увидев ее на кухне, - где Мальчиш?
- Откуда ж мне знать? - улыбнулась мама. - Твой Мальчиш - ты и должен знать,
где он.
- Мальчиш! Мальчиш! - звал я и вдруг четко услышал:
- Папа! Папа!
Я почему-то ни секунды не сомневался, что зовут меня, хотя было мне тогда
пять лет. Я посмотрел на маму, но она, видимо, ничего не слышала, потому что
продолжала заниматься своим делом.
Я открыл дверь в утилизаторную и увидел, что Мальчиш следом за другими игрушками,
преодолев бортик ванны, падает в растворитель. Я бросился, чтобы поймать его,
но не успел. Он уже лежал на дне, и очертания его тела медленно расплывались.
Я выхватил Мальчиша из ванны, хотя знал, что на руках могут остаться ожоги.
Выхватил... и тут же ощутил себя тридцатилетним мужчиной, который держит на
руках своего сына. Вернее, держал, потому что он растаял в моих ладонях...
Обратно в свои пять мне так и не удалось вернуться. Дальше отсчет пошел с
тридцати.