4. ПОЭТ

"Свой путь земной пройдя до середины,

Очнулся я в загадочном лесу..."

Данте Алигьери. Божественная комедия.

"Но книга жизни подошла к странице,

Которая дороже всех святынь.

Сейчас должно написанное сбыться,

Пускай же сбудется оно. Аминь."

Б. Пастернак. Гефсиманский сад.

Он мыслил музыкою слов

Он тишине внимал, как Богу.

И в завывании ветров

Он слышал Слово - слог за слогом:

Он слышал осень в шелестве,

В шуршепоте и желтегрусти,

И колко скошенной траве

Он дождевал культи, как чувства.

Он ненавидел и любил,

Пока не превращалось в Слово

Все, чем дышал он, чем он жил...

А после - смерть! Рожденье - снова!..

Он немотой болел, как люди

Болеют воспаленьем легких.

Он ею умирал, покуда

Из бездны не рождались строки.

Он знал, что тайна Бытия –

Не более, чем тайна Рифмы:

Неповторимо наше Я...

Жить - рифмовать неповторимых!..

Жить - это значит находить

Созвучья в хаосе желаний

И ритм... И музыку... И длить,

И длить гармонию звучанья.

В поэме жизни нет конца.

Конечны только строфы, главы,

Как наши хрупкие сердца,

Как наши страхи и забавы.

Он жил и, стало быть, творил

Вселенную из слов и звуков.

Он и Певцом, и Песней был,

Он был и Голосом, и Слухом...

А, впрочем, что там - был да был...

Он - есть! И, надо думать, вечно,

Покуда мир сей не избыл

Своих надежд на Чудо Встречи.

Он не был баловнем судьбы,

Любимцем публики и женщин,

Не ждал наград, не ладил быт

И не был лаврами увенчан.

Он верил в честность и в Порыв,

Работал сторожем в хозмаге.

А тропы к Истине торил

Он на оберточной бумаге

И, кстати, на любой другой.

Понятно - не в бумаге дело,

Когда душа идет нагой

В то пламя, где пылает тело...

Читатель понял: я о нем

Писать способен бесконечно...

Вздохнем... И к сути перейдем.

А суть поэмы этой - Встреча...

ЧАСТЬ 1. НА РАСПУТЬИ.

ВСТРЕЧА ПЕРВАЯ

Молча младенец в коляске взирает на синее небо,

Точно как старец глубокий бы в зеркало жизни воззрился,

Не узнавая Пути, что им пройден был, словно и не был,

Так же, как крона и корни взирают на выросший стебель,

Что им внезапно, как правда, в таинственном свете открылся.

Где-то в изножьи коляски - незримое глазу Начало.

Дальше - на синем - сверкает громадное тело Дороги.

Кажется, хватит касанья руки, чтоб коляска помчалась

В странную, тихую даль, где Дорога, стремглав истончаясь, Острой иглою уходит в Ничто - не узреть, не потрогать.

И засмеялся младенец, довольный такой перспективой, Координатных осей различать в бытии не умея...

Мягкий толчок материнской руки, и легко покатилась Горизонтальная жизнь к горизонтам, где Солнце активно Солнечных зайчиков лепит младенцам, немея

От созерцанья той Тьмы, что их ждет за незримой чертою...

И, закачавшись бессильно, исчезла куда-то Дорога,

Та, что манила младенца открытой своей красотою,

Шпилем над Городом став, поражавшим людей высотою,

То вызывавшим восторг, то желанье понять, то тревогу...

Мало кто помнил из живших, когда этот шпиль появился,

А в документах занудных кому, право, рыться охота?.. Звался Гостиницей он, но никто в ней еще не селился. Правда, порою казалось - он чудною жизнью светился, Словно безмолвно к себе призывая кого-то...

Мальчик давно возмужал и по миру шагал вертикально. Образом Белой Дороги, стрелой улетающей в небо, Теперь он не бредил, а жил, в себе познавая детально Тайну пути в высоту, а не в замок нелепо хрустальный, Зная - идти по нему в одиночестве - грустно и слепо.

А не идти невозможно!.. И глупо... И даже преступно –

Если есть Путь, то он должен быть кем-нибудь найден и пройден.

Но каждый шаг на Пути означает Реальный Поступок -

Истины штрих, что сквозь горы обмана пробившись, проступит...

Недопустимо, чтоб Путь был изгажен, изолган и продан!..

Выйдя однажды на площадь, он начал вещать горожанам

О Белой Дороге, что, в сущности, - Путь Восхождения к Свету.

За то, что вещал он красиво, немного безумно, чуть странно,

Как будто не в мире фантазий бродил, а в действительных странах,

Его нарекли горожане, по стройности речи, - Поэтом...

Но сам он таковым себя не считал. Максимально приближенным к поэзии титулом, который он себе позволял, был титул Рифмач:

Я - рифмач

От слова - рифма,

Я - хохмач,

От слова - хохма,

Логос я - от логарифма

И гора я -

от гороха...

А стихи свои небрежно и одновременно ласково называл "рифмульками":

Я вам на суд

принес рифмульки:

Преступный плод

душевной муки...

Ну, не душевной -

душевой...

Душа зудит -

хоть пой, хоть вой...

Спасите ваши уши –

Заткните наши души!...

ИЗ МОНОЛОГОВ, ПРОИЗНЕСЕННЫХ НА ПЛОЩАДИ ПЕРЕД ГОСТИНИЦЕЙ.

1. Признание

Я вышел из круга...

Вернуться?.. Едва ли -

Я лишний, как лошадь на магистрали,

Где мчатся, сверкая, ревущие ралли.

Мне чужды отныне

Азарты погони.

Оставьте себе ордена и погоны,

Мне внятны теперь только кроны и корни.

Свободному сердцу

Милей бездорожье,

Где ветви когтисто касаются кожи,

Где росы, смеясь, отзываются дрожью.

Проснувшийся разум

Мышленью покорен.

Так робкий ручей стать стремится рекою -

В ней вечность движенья - лишь форма Покоя...

2. Напутствие

Когда подступит тишина

Ознобом ожиданья к горлу,

Когда становится слышна

Тоска далекого другого,

Когда в предчувствии любви

Ты сердце открываешь миру,

Когда в звучании травы

Услышишь песнь вселенской лиры

Закрой усталые глаза

И загляни в себя поглубже -

В слепящей суете нельзя

Свеченья Тайны обнаружить -

И ты увидишь Светлый Путь,

Лежащий молча пред тобою.

Постой, не торопись шагнуть ­

Сначала насладись покоем.

Проникнись тишиною сфер,

Тебе доселе недоступных.

В них нет уже привычных мер,

Но Мера есть, она - Поступок.

Он - соучастие души

В судьбе людей и мирозданья,

Когда она и вглубь и вширь

Растет на почве состраданья.

Неспешно снизойдя в покой,

Познай, где радостно, где сиро.

Не бойся встретиться с тоской,

Ты - Бог, ты - боль и радость мира...

Тогда и делай Первый Шаг,

Когда познаешь жажду страсти -

Не научившимся дышать

Секрет дыханья неподвластен...

3. Монолог спелого колоса

Я отмираю.

Я - колос, зерно уронивший.

Чувствую осень -

Дыхание первых морозов...

Чувствую солнце -

Печальную нежность заката...

Чувствую поле -

Оно все просторней, все тише...

Чувствую время -

Все более ломкая поза

Тени прозрачной,

Струною звеневшей когда-то.

Чувствую зерна -

Спрятаться в землю! Укрыться!..

Стеблем, листвою...

Хотя бы скорлупкой надежды...

Это не страх -

Это вечное жизни движенье,

Это бессмертная жажда –

Вернуться!.. Продлиться!..

Видеть, что будет,

И помнить, что прожито прежде...

Я отмираю,

Но зерна - мое продолженье... Чувствую осень,

Чувствую солнце,

Чувствую поле...

Свежая росень

Утром коснется –

Славная доля!

Чувствую время,

Чувствую зерна,

Чувствую чудо:

Я буду!

Я буду!

Я буду!

Я - Будда...

4. Вопрос

Как холодно и одиноко,

И воздух обнаженно чист...

И сердце нотою высокой

Меж звезд задумчиво звучит.

Нет ни вопросов, ни ответов.

Лишь тонко тает тишина.

Не нужно тьмы, не нужно света,

Лишь только искренность нужна,

Чтоб отыскать свой луч в сиянье

Бессчетных мириадов звезд,

Чтоб различить свое звучанье

В хаосе смеха, криков, слез...

Чтоб разглядеть свою тропинку

Среди бесчисленных Путей...

Но тает тоненькая льдинка

В горячем выдохе страстей.

Хотя, быть может, тишина

Без шума вовсе не нужна?..

ВСТРЕЧА ВТОРАЯ

Однажды на сумрачном зимне-весеннем изломе,

Когда через чад городской забрезжили чахлые звезды,

И снежно-мазутную слякоть слегка прихватило морозцем,

И слово Поэта вспылало костром на соломе

Озябнувших душ, на ступенях алкавших надежды, как воздух

Алкает утопленник...

Вдруг двери гостиничной лопнула тонкая кожица.

И голос Поэта умолк, оборвавшись струною.

И он повернулся навстречу тихо открывшейся тайне.

Впервые Гостиницы дверь, не таясь, открывалась при людях...

Сжавши дыханье, он ждал, чувствуя Город спиною,

Как снег ощущает тепло, от него размягчаясь и тая.

И чудо свершилось! И Женщина в Город явилась,

Как в голод безмолвья прелюдия,

Что стать обещает надежды божественной фугой.

Пришла Красота, как приходят стихии к спящему миру.

И стало на миг тишиною распятое шумом пространство...

Она огляделась, как будто бы в поисках друга...

Так, словно во сне оказалась в когда-то знакомой квартире,

С трудом узнавая ее интерьер,

Пока что во власти прекрасно-таинственных странствий.

И сказочно было нездешним ее одеянье

То ль феи, забредшей в наш мир, то ль юной русалки достойно –

Из утренних рос, из подземных ручьев да из радужных нитей,

Из брызг водопада, из слез, из тумана дыханья,

Из жертвенных капель дождя, усмиривших пожар сухостоя,

Из вешней капели, из первых снежинок, из связи незримой событий...

И трепетно тело светилось дрожащей свечою,

Вечно храня и лелея в себе беззащитное пламя,

И взоры рискнувших проникнуть сквозь струи оно опаляло

Пламенем страсти, лишенной вовек утоленья... И чуя,

Быть может, опасность, толпа лишь молитвы листала устами,

В священном восторге нездешности свет ощущая, во мгле ослепленно стояла.

И только Поэт беззащитен был пред Красотою -

Ведь видело сердце лишь нимбом вкруг тела ее одеянье.

И было прекрасным безумье, его охватившее разум.

Он Белой Дорогой увидел свой Путь пред собою,

И Первого Шага по ней вдруг в себе ощутил созреванье.

И сумрачный вечер ему показался светящимся, как стихотворная фраза...

Две сумки-бездонки несла она, как горожанка.

И были те сумки доверху обычной наполнены снедью...

Прошла она мимо толпы, на нее восхищенно смотревшей,

Не видя, не чувствуя взглядов, ее провожавших,

И в мерзлую слякоть ступила босыми ногами, как дети

Бегут по лужайке, поросшей травой шелковистой - легко и небрежно.

И следом помчался, оставив толпу одиноких,

Поэт, позабыв о прозреньях своих, о стихах и поэмах.

Дорогою Белой казалась ему мерзлая грязь тротуара...

А ночь вытекала на улицы сквозь водостоки,

Таинственной тьмой, не спеша, заливая земные проблемы.

Она наступала на Город открыто, как Рока извечная кара.

А Женщина быстро исчезла в облезлом подъезде.

Поэт не успел даже вздрогнуть, тем паче - окликнуть...

И кончилась встреча, что вечной казалась, а тайна осталась.

И он застонал от обиды, приняв как возмездье

Внезапность разлуки за глупый свой страх и Поступка безликость.

И черною стала Дорога, безмолвной - душа и слепой, как усталость...

Но смеживши веки, Поэт в тишину погрузился

И чуткую душу настроил на боль мирозданья...

И тихие волны безмерной, мучительно-светлой печали

Открытое сердце незримо лучами пронзили.

И он ощутил, что разлука витает над светом свиданья,

И черные крылья колючками перьев тяжелую тьму излучают.

И вдруг тишина, где Поэта душа пребывала,

Стремглав устремилась в бездонную Пропасть Безмолвья,

Где вечность движенья покорно сменяется Вечным Покоем,

И там немотою поющую душу сковало,

И холод вселенский царил безраздельно над льдами безволья -

Теперь не со светлой печалью встречался Поэт, а с великой тоскою.

Но он не бежал, а тотчас же откликнулся зову.

Иль стону?.. Быть может... Но он уж бредет по ступеням

Вне времени, правда, в пространстве... и кнопку звонка нажимает... Реальность со звоном врывается в разум!.. Засовы

Открыты... И женщина смотрит с отчаяньем и удивленьем.

Она?!.. Нет - похожа!.. Свеча без огня... Да и держится, как неживая.

И девочка рядом - живая, как пламя без свечки.

- Папа?!.. Ой, дядя Поэт!.. Бабушка лучиком стала!..

Дедушка тоже... И дома их нет... Так только в сказках бывает?.. Застыла вопросом, про детство забыв и беспечность,

Как будто в тетрадочке жизни странички вмиг перелистала

И вдруг догадалась: меж строк и страниц жизнь главные тайны скрывает.

Движение сердца - и настежь распахнуты двери!

Взгляд женщины помощи ищет в мольбе безутешной...

Бегом через комнаты... Запах лекарств...Заоконная темень...

Но Светлой Тропинки еще не иссякло доверье -

И там, где сливается с Белой Дорогой тропинка, неспешно

Олень вез наездницу: двое во тьме были вечной подобными теме

И Женщина вдруг прошептала одними губами:

Смерть к отцу приходила, ужасно подобная маме...

ИЗ НАБРОСКОВ, НАЙДЕННЫХ В СТОРОЖКЕ.

1. Сон

В той тишине, где я всегда один,

Твоих шагов я чуял приближенье.

Ты - чистый свет на грани пробужденья,

Ты - тайный смысл в причудах сновиденья,

Глубинная причина всех причин.

Ступени строк хранят Твои следы.

Наверно, оттого они напевны.

По ним Ты в мир всегда нисходишь первой...

Боюсь, что я проснуться не успею,

Чтоб между нами растопились льды.

Я очень часто вижу странный сон:

Как будто я - веселый юный Ветер,

Ты - Облачко... Твой облик чист и светел...

Несу Тебя... Я за тебя в ответе.

Само собою - по уши влюблен...

И вдруг Ты исчезаешь в темноте -

И только тень в ладонях... Только тень...

Я просыпаюсь, вижу лунный свет,

Но нет Тебя... Который век уж нет...

2. Молитва

Средь ложных звезд и в темноте

Пребудь мне путеводным светом.

И в суете привычных тем

Будь неразгаданным секретом.

Средь диссонансов бытия

Пребудь прозрачной тишиною,

Где лишь два звука: Ты и я...

Пусть только Ты, но предо мною...

Среди поспешных фраз и слов

Пребудь невыразимой сутью.

Будь мне основою основ

И объективнейшей из судей.

Средь океана зыбких чувств

Пребудь неутолимой жаждой...

Да, я припасть к Тебе хочу!

Но есть точнее слово - стражду.

Ты можешь повелеть - не сметь!

Я подчинюсь - вольно ли сметь мне?..

Но если верно, что Ты - смерть,

Молю: пребудь моею смертью!..

3. Признание

Я не думал, что это так больно,

Что невстреча - как нож по живому.

Мне разлуки бы было довольно –

В ней ведь встреча хранится невольно,

Чтобы теплить надежды истому.

Только я оказался вне мира,

В коем чувства Твои обитают.

Ты - улыбка, летящая мимо...

Ты - слезинка, текущая мимо...

Ты - снежинка, что здесь не растает.

В тишине по прозрачной тропинке

На прозрачном олене уходишь...

Звезд колючие лучики-льдинки,

Как сквозь нежность улыбки грустинки,

Сквозь тела проникают... Сквозь годы...

Неизбывна ли наша невстреча?..

Кто - Мессия Ты?.. Или Предтеча?..

4. Пигмалион и Галатея.

Мечты незримы для других.

И в этом сила их и прелесть.

В тепле их тайном тайно греясь,

В них ищем древних берегинь.

Мечтам свидетели - враги:

Невыразим их смысл и смелость,

Так хрупко-трепетна незрелость,

Они наивны и наги.

Когда ж Мечта приходит в мир

Мишенью в ярмарочный тир -

В отчаяньи ее мечтатель:

Мечта свободна и сильна,

Твореньем стал - ее создатель...

Судьбу его решит она...

ИЗ МОНОЛОГОВ, ПРОИЗНЕСЕННЫХ НА ПЛОЩАДИ ПЕРЕД ГОСТИНИЦЕЙ.

. . .

Да! Ты - Мечта!

Он вымечтал Тебя

По черточке, по вздоху, по крупице

Тревожных снов, когда всю ночь не спится

И проступает Лик Любви сквозь лица

В судьбу его входящих, не любя.

Ночную тьму отчаяньем дробя,

Он, вижу, глыбу света высечь тщится.

Твой образ в ней позднее воплотится:

Когда уже откажется больница

В нем теплить жизнь, он сотворит Тебя...

Да! Ты - Мечта!

Он вымечтал Тебя

Из одиночества, тоски... Когда границе

Меж двух миров нельзя не раствориться...

Так свой полет творят из выси птицы...

Он не летал. Он просто жил, скорбя.

И Ты пришла, его внимая зову,

Когда у смерти было все готово,

И он поверил: жизнь начнется снова!..

Но жизнь не повторяется с нуля.

Был светел Путь, была желанна ноша...

Путь в мир иной, где небо и земля

Навряд ли есть... И души не болят...

Сбылась Мечта... Все в прошлом... Жребий брошен...

Но сердцу одиноко и печально,

Когда в чужой мечте свою встречаешь...

ВСТРЕЧА ТРЕТЬЯ

То ли исповедь это была, то ль прозрение, то ли молитва,

Но вбирала толпа, словно почва, созревшее Слово.

Слово не было жарким, как пламя, и не было острым, как бритва,

Слово искренним было, а это искусства основа.

От толпы в стороне он заметил двоих одиноких и скорбных.

И почувствовал, что его строки им слышать больнее,

Чем прочим - рифмы били их души, как град по листве непокорной.

Он узнал их тотчас - эту Женщину, дочь рядом с нею...

Замолчал. Со ступеней сойдя, подошел к ним и встал на колено.

- Извините меня, если слово мое слишком грубо.

Ведь для вас это вовсе не сказка, а касанье плиты раскаленной...

Это вечная боль, когда мир по живому разрублен.

- Ни отца нет, ни мамы теперь, и могил на земле не сыскать их,

Чтоб цветы возложить и поплакать, когда одиноко.

Разве что возле входа в сей склеп расстелить поминальную скатерть...

Только холодно здесь... Да и в тризне пустой мало прока...

- Горе вечной разлуки, увы, для познавших ее неизбывно, -

Ей ответил Поэт, поднимаясь с колена неспешно. -

Чтоб ее превозмочь, надо верить и встречу творить непрерывно,

Как отец ваш творил... И творение было успешно...

А Гостиница - это не склеп - меж мирами прямая дорога:

Между тем, что нам явлен, и тем, что остался незримым,

Но касается нас то тоской, то мечтой, то тревогой ­

Всем несбывшимся, что сиротливой душою храним мы.

- Это то, чего нет, - помолчав, усмехнулась она удрученно. ­

Иллюзорная жизнь - от бессмысленной правды спасенье...

Ах, зачем вы, Поэт, так отчаянно и увлеченно

Людям дарите Ложь?!.. Ядовито для душ угощенье...

Тридцать лет миновало с тех пор, когда мама внезапно исчезла.

Тридцать лет - нет как нет... А вернулась прекрасной и юной...

Как сие объяснить, но без лживых иллюзий - разумно и трезво?!

Кто так ловко играет на сердца натянутых струнах?..

Может, каждый, кто в Город попал, для кого-то - подопытный кролик?

Может, каждому номер в Гостинице этой заказан?

Кто же тот Драматург, что в экстазе придумал нам странные роли?..

Кто же Зритель, кому этот странный спектакль показан?..

- Я не ложью дарю, а Дорогой... Я - только один из Идущих.

Я - лишь голос души, что себя в тишине наблюдает.

Я дарю Тишину - ту, где шепот души болтовней не заглушен...

А иллюзии?.. Что ж, без иллюзий любви не бывает...

Кто мы с вами по сути? Всего лишь иллюзии тех, кто нас знает...

Мы творим этот мир и друг друга из наших иллюзий.

Всяк из нас - Драматург... И Актер, он же Зритель... И рана сквозная

В нас от разных ролей... А спасенье - в их дружном союзе...

- Философия, сказка, игра и весьма поэтический образ...

Но, увы, из идей ни домов, ни Гостиниц не строят.

Я боюсь - что-то в мире не то!.. Не пора ли нажать нам на тормоз?..

На Гостиницу глядючи, мне вспоминается Троя...

Как приятно, наверно, и славно уходить от ответа меж строк,

Из троянского робота храм сотворить и святыню...

Ну, а если когда-то нежданно вдруг минует таинственный срок

И по вашей Дороге на Город данайцы нахлынут?..

- Что ж, пожалуй, вы правы, - подумав серьезно, Поэт согласился. -

Я в ответе за Слово, что к людям отпущено мною...

Я по Белой Дороге пройду до конца, где бы он ни случился,

Постараюсь связать с этим чудом земным неземное...

Да, я должен идти!.. Ведь когда-то в той сказке, что сбудется вряд ли,

Я поклялся ЕЕ охранять от невзгод и напастей...

Она мимо прошла сновиденьем Поэта заснувшего рядом,

На мою ли беду?.. На его ль одинокое счастье?..

Попрощавшись кивком, подошел он неспешно к стене бесконечной,

Что, сверкая, стремилась безудержно в синее небо.

И застыл посредь мира недвижно, как камень, казалось, навечно,

В Тишину погружаясь, как в небо - пробившийся стебель.

И сгущался Покой вкруг него, как озерная гладь, леденея.

Снисходила, кружась, Тишина на застывшую площадь.

Мягче лица людей становились, а взоры и думы - нежнее,

Мир - прозрачней и глубже, проблемы - понятней и проще.

Перед взором его в Тишине расстилалась призывно Дорога,

У границ окоема сужаясь стрелой нитевидно,

И представил он Путь предстоящий искомой строкой - слог за слогом.

Жизнь Поэта - поэма, которой за прозой не видно...

Просветленная площадь от страха на миг затаила дыханье,

Наблюдая, как он по стене вертикальной восходит.

Шаг, другой... Выше, выше... Как будто становятся стопы стихами,

В тихом ямбе шагов заменяя мгновеньями годы.

И за маму держась, вслед Поэту Девчонка шептала:

- Я теперь буду жить, чтоб когда-нибудь вымечтать Вас...

А потом вышло солнце

и видно Поэта не стало...

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. В ПУТИ

За шагом шаг идя по вертикали,

Он ощущал, как крылья за спиной,

Поддержку взглядов, что его искали

Все выше на стене, не под стеной

Пятном кровавым на горизонтали

Бетонных плит под коркой ледяной.

Он видел Путь... Мельчайшие детали

К себе его приковывали взор

И вехами его Дороги стали...

Поэт забыл про вековечный спор

Декартовых осей координатных,

Как забывают скучный разговор.

В его душе тревожный крик пернатых,

Напуганных визитом в небеса,

Звучал, как незнакомая кантата –

Столь были музыкальны голоса.

Вниз серой мутью опускался смог

Туда, где крыш бугрилась полоса,

Как смятое в отчаяньи письмо.

А синева все гуще наплывала

И постепенно становилась тьмой.

Но все ж воздушных замков не скрывала,

Что, очертания меняя, плыли в даль,

Которой ни конца нет, ни начала.

Заметно покраснела смога сталь

В горниле деловитого заката,

И вечер краски соскоблил с холста,

Который день раскрашивал богато...

Мир собирался погрузиться в ночь,

Надеясь утро обрести когда-то.

Поэт же уходил от мира прочь...

Нет - просто шел вперед Своей Дорогой,

Чтоб тесноту незнанья превозмочь

И к Истине приблизиться немного.

Но знал Поэт, что Истина не вне,

А в нем самом живет заветным слогом,

Мелодией, звучащей в тишине,

Что суетному слуху недоступна...

И ощутил себя он в глубине,

Где возноситься глупо и преступно.

Достойно же - идти бесстрашно вглубь,

Где то мельчает, что казалось крупным,

А кто казался мудрецом - тот глуп,

Поскольку в Глубине свои законы...

И уходил Поэт в ночную мглу,

Как в неизвестность пропасти бездонной.

И взоры звезд он ощущал, как зов

Земной Надежды многомиллионной.

А Путь пред ним был светел и суров ­

Светился в темноте, но не слепяще,

Открыт для гроз, дождей, снегов, ветров...

И для духовных, и для настоящих -

Ведь истинна тогда природы скорбь,

Когда душа, в ней сущая, скорбяща.

Плыл за Поэтом облачный эскорт,

Как айсберги бездомные по морю,

Как прошлого и будущего спор,

Присутсвующий в каждом разговоре.

Но он его почти не замечал,

Поскольку в Тишине ни с кем не спорил.

И вдруг открылось: светлая печаль

Путь в тишину Познанья освещает,

Как келью одинокая свеча...

Поэт шел в высь, что с глубью совмещалась,

И каждым нервом в мира нерв врастал,

Переливаясь из печали в жалость,

Из жалости - в отчаянья оскал,

Слегка смягченный трепетом надежды.

И становилась знанием тоска...

Вернее, что тоской казалось прежде.

Объятый полнотою бытия,

Он ощущал себя в "чужой одежде" -

Пацан, надевший шлем богатыря,

Комарик в многомерной паутине...

Вселенная, секретов не тая,

Пред ним сверкала, как мираж в пустыне:

Все чувства внемлют - разум суть неймет,

И тает "Я" от чувств, подобно льдине,

Чтоб дальше духа длить круговорот...

Уже почти не ощущая тела,

Поэт искал сюжета поворот,

Чтоб вновь пред ним Дорога заблестела.

И в тот момент, когда ее обрел,

Она под ним как будто бы просела,

Вернее, он, как в облако орел,

В нее влетел и потерял пространство,

Где роль свою прекрасно знал и вел.

И времени забыл непостоянство,

И ощутил такую Тишину,

Из коей смерть высасывает яд свой.

Он мертвым камнем шел и шел ко дну

Той пропасти, что испокон бездонна –

Невольник у безмыслия в плену.

Но, как рассвет во мраке заоконном,

Почувствовал Поэт в пространстве мир

Чуть ощутимо, неопределенно...

И появилось Время - целый миг,

В который жизнь себя осознавала...

Потом - провал... И снова - свет из тьмы...

Конец безмыслия?.. Мышления начало?..

Он ощущенью бытия был рад,

Чтоб для него оно ни означало...

За мглой - туман... Светотеней игра...

Прозрение подобно вспышке света:

Он видит Мир!.. Живой, а не мираж,

Но странный - треугольная планета!..

Как будто Бог, разрезав целый шар,

Одним куском пожаловал Поэта...

"Кому ж еще достался Божий Дар?!..

Кто растащил прекрасный мир по норам?

Что было здесь - вселенский взрыв, пожар?..

Кто здесь выказывал свой сатанинский норов?..

И как мне снова мир соединить

Для новой жизни, а не для раздора?!

Но, может быть, и в этом можно жить?..

И для кого-то он - верх совершенства?..

Ну, кто я здесь, чтобы о нем судить?..

Кто я теперь?.. И в чем мое блаженство?..

Куда исчез прямой и ясный Путь?..

И чье незримо надо мною шефство?..

Как я посмел в случайный мир свернуть,

Когда меня вела надежда ждущих?

Я должен разгадать Дороги суть!..

Чтоб невзначай вселенной на разрушить..."

Он осознал, что обнимает мир,

От одиночества спасая и удушья,

От пиков гор до распоследних дыр,

Как может обнимать лишь атмосфера,

Собой заполнив мира глубь и ширь.

Как Вечный Дух - Любовь, Надежда, Вера...

Да, мир сей неказист и угловат,

Но в нем - свои гармония и мера.

Их должен научиться видеть взгляд,

Когда желает мир спасти любовью...

Желает ли?.. Конечно!.. Был бы рад!..

И, может быть, спасет, но при условьи,

Что в мире есть желание спастись,

Иначе благо обернется кровью...

Но если Дичь имеет, где пастись,

А Хищник день за днем насыщен Дичью,

Не стоит покидать мессиям высь –

Слепое мессианство неприлично...

Он был везде... Поскольку вездесущ...

Хотя такое свойство непривычно,

Он им овладевал, вникая в суть

Всех странных форм своих контактов с миром:

Дыханья, ветра, шороха в лесу,

Сушильщика, когда в природе сыро,

Дарителя дождя, когда в ней сушь,

Борея грозного и нежного Зефира.

Он песней наполнял лесную глушь,

Играючи травой, листвой, ветвями...

Но не было в глуши заблудших душ,

Которых он спасать привык словами...

И все же обладал душою Лес -

Он чувствовал ее существованье

В очаровании лесных чудес.

Им несть числа, но мир был многолик

И ждал вниманья с недр до небес,

Где бился в тишине беззвучный крик,

Когда вселенский холод погружал

В плоть атмосферы ядовитый клык

И кожу с мясом до костей сдирал,

Точнее - до вершин громадных гор...

Но ничего об этом мир не знал.

Тот мир, над кем он жизнь свою простер,

Тот самый - треугольный, неказистый...

Был безмятежен жизненный простор

Для тех, кто оказался в мире, чистом

От тех проблем, что мучали в другом,

Который не был до конца прочитан,

Оставленный в цейтноте на потом...

Кто может знать, когда "потом" наступит,

И не предстанет ли кошмарным сном?..

Нам нравится хранить родные трупы,

Но этим их, увы, не воскресить,

Хотя и расставаться с ними трудно...

Но в новом мире - новые часы,

Вокруг своей оси мировращенье,

Вокруг той самой мировой оси,

Которой ведом тайный смысл крушенья...

И все ж, коль был намеренным раздел ­

Безумно это страшное решенье...

Здесь было у Поэта столько дел,

Что он забыл, как прежде был поэтом,

Но оставался им, когда хотел,

Чтоб мир красив был, как венок сонетов.

И он, как мог, расцвечивал его

То радугой, то утренним рассветом,

То, просто, бесконечной синевой,

То над рекою бреющим туманом,

То ливнем свежевымытой листвой...

Свой мир творил он честно, неустанно,

Поспешностью и ленью не греша,

Но чувствовал себя светло и странно,

Когда им этот мир живой дышал,

И он вникал в плоть птиц, зверей, растений

И каждым вдохом к жизни возвращал

Бессмертных душ трепещущие тени –

И в этом смысл свой вечный обретал,

Что полнит смыслом каждое мгновенье.

И ни о чем нездешнем не мечтал,

Как всякий, кто достиг Заветной Цели

И этим Путь свой Вечный исчерпал -

Обрел Покой в своем Вселенском Деле.

Такой покой не означает смерть,

А дарит жизнь на творческом пределе...

Но, может быть, творцу предела нет,

Когда познал он истинность таланта

И максимальный излучает Свет,

Вполне довольный ношею Атланта?...