В НАШЕМ ДОМЕ
Об антологии «Бремя пророка», серия «Звезды «Млечного Пути», издательство «Млечный Путь», Иерусалим, 2010, 296 с.
«В нашем доме поселился
Замечательный сосед…»
Из песни
Первая книга нового издательства – это не рядовое событие, не конвейерная продукция, а эксклюзив, декларация о намерениях, может быть, даже дайджест, имеющий свои жанровые достоинства и недостатки. В дайджест не погрузишься всей душой, но зато есть возможность представить примерные очертания нового мира.
Пребывая в образном пространстве издательства, можно было бы сказать – очертания новой вселенной, но у меня в процессе чтения четко сформировался совсем другой символ: очень даже живой образ многоквартирного жилого дома. Это не деревня, где все друг друга знают на несколько поколений вглубь веков, а типичная современная многоэтажка, жители коей годами могут не иметь друг о друге понятия и не испытывают особого желания его иметь. Каждый пребывает в своей «черной дыре» и мнит себя чернодырчатым богом. Хорошо, если сосед соседа визуально способен определить.
Из одной квартиры несутся неаполитанские напевы – вспоминают турпоездку в Италию, из другой – бренканье в стиле «кантри», гитара с банджо и цокот копыт, из третьей несется громовое: «Не верю!!!» - кто-то Станиславского репетирует. А из четвертой мужик под Высоцкого рычит: «Ведь мы не просто так, мы – штрафники!..» - сосед про Великую Отечественную вспомнил. В пятой явно кошатница-садистка живет – истошный кошачий визг доносится временами, перебиваемый утробным воем похотливого кота. А в подвале «зомбирки» оттягиваются. Посему даже дети в подвал не суются, коты – тем более: кот – не кролик...
Читатель, разумеется, уже понял, что речь идет не о тематическом сборнике, каковым несть числа, а об антологии того многообразия жанров, которые стали частью «Млечного пути» и через конкурсы, проводимые журналом, и через прямую публикацию в нем. Этим жанровым многообразием антология и уникальна. Оно же способно и затруднить адекватное восприятие каждого произведения: только настроишься на крутую НФ, а тут тебе вполне реалистические путевые заметки, только смиришься с реализмом – на тебе – мистика или пародия. Переключаться приходится на лету или же откладывать книгу для паузы. Общими в многоквартирном доме могут быть только тараканы. Да и те в головах мутируют под своих хозяев.
Что ж, пройдемся по квартирам, приняв строгий образ участкового милиционера, проверяющего паспортный режим. Никто ему не рад, даже если перед законом чист, но и не открыть не может. Читатель, особенно, критик – такой: ни дверей, ни замков для него не существует. Если что не так, или свистеть начнет, аки Соловей-разбойник, или того хуже – ОМОН литературный призовет: слетятся со всего Интернета, заплюют, затопчут. Пусть уж лучше участковый – почти свой человек…
Квартира №1. Жилец из вечных - Илья Иосифович Варшавский. Помню свои юношеские впечатления от его рассказов, именно впечатления, а не сюжеты: нечто интеллигентное, тонкое, ироничное. Удивлялся по молодости: как можно в столь мизерное по объему произведение уместить столь объемное содержание.
Очень мудро предупреждал Андрей Андреевич Вознесенский:
«Не возвращайтесь к былым возлюбленным!
Былых возлюбленных на свете нет…»
Имеются в виду не только и не столько женщины, но и книги, авторы, ландшафты… Их нет не потому, что умерли, хотя и это, увы, тоже, но уже потому, что нас прежних нет. И мир мы воспринимаем теперь совсем иначе.
Посему в эту квартиру я открывал дверь с опаской. Протянул руку к звонку, дабы не перепугать хозяина, а под звонком написано: «Электронная совесть».
Вот же… Понимай в меру испорченности: то ли «имей совесть - не входи, не тревожь», то ли «где ж твоя совесть была, когда ты сюда носу не казал?»
Вошел. Пахло пылью и заброшенностью, как в старых библиотечных архивах, до которых читателям давно уже дела нет. Выцветшие обои, обстановка почти спартанская, но «Спарта» годов шестидесятых прошлого (черт побери! Уже прошлого, как и я!) века.
Ау-у, хозяин!.. Участковый к вам… Тишина. Какая-то абсолютная. Я испугался: как бы чего не… Осторожно прошел из прихожей в комнату – пусто. В другую - чуть ли не на цыпочках…. Тоже пусто. Выглянул в окно. Там у нас парк. Ух, от сердца отлегло: вон он, божий одуванчик! А если даже не одуванчик, то все равно – божий. Сидит на скамеечке да с бомжом каким-то беседует. Нашел друга… Впрочем русский бомж во все времена был философом – что Гиляровского вспомни, что Горького… Всегда писателю сюжетцем или идейкой подсобит. Вот и мой вечный на охоту вышел.
Я выскочил через окно в парк, так, на всякий случай: бомж – персонаж непредсказуемый. Встал за деревом, прислушался…
Почему он говорит, что дверь закрыта, когда я свободно вошел?..- удивился я подслушанным сетованиям классика. - А, понятно: куда вошел читатель, писателю уже хода нет.
Нет, вы гляньте, как интеллигентно он описывает алкаша и бомжару! Хотя в его время такие звались «бичами». Не слышали? «Бывший интеллигентный человек» переводится.
«Одет он был более чем скромно. Дешевые хлопчатобумажные брюки, давно не утюженные, ковбойка, которую не грех было и выстирать, на ногах запыленные сандалии. Видно, материальные дела его шли не блестяще».
Не блестяще?!.. Хреново шли его дела, а финансы пели исключительно криминальные романсы. Это я вам как профессионал говорю. Знаю я этого хмыря: свою комнату в коммуналке он сдает, сам в подвал к зомбиркам переселился, а на вырученные за комнату деньги и оттягивается с зомбирками. Одиссей там у них есть с таком и разъэтаком, как он сам выражается, Заяц зеленый из космодесанта, возможно, и не один, но для меня они все на одну пьяную рожу, Головачей немеряно да Звягунцов несчитано. Одной комнатой не прокормишься и не пропьешься – вот, видать, на промысел по писателям вышел. Вылупил зенки на классика – как изопропилена глотнуть, гипнотизирует-зомбиркует. Экая ж зараза!
И вдруг слышу: - Электронная совесть…
Я и вздрогнул, про звонок квартирный вспомнив… И запела пташка подвальная. Классик уши развесил, да и я, в рядовые меня разжаловать, по погонам своим расстелил.
Однако о чем алкаш рассказать может – только о своем алкоголическом прошлом, это скучно. Мне, по крайней мере, ибо наслушался по долгу службы. Аж, сам пить бросил. Аллергия у меня выработалась на алкогольную информацию, идиосинкразия на идиотско-идейной почве. Интересно в истории было лишь, как один хороший человек, сосед его, пытался из него человека вроде себя сделать. Нормальный путь здесь, ясен пень, бесполезен, потому притащил соседушка сердобольный ему «электронную совесть». Я представил это, как гибрид старого телевизора и стиральной машины. Не знаю даже, почему именно так? Но вот с перфокарточным вводом нехорошо получилось. Давно уже стало очевидно, что конкретные технические решения в фантастических произведениях описывать не стоит – очень быстро устаревают на фоне технического прогресса и тащат за собой на свалку вполне даже жизнеспособную художественную составляющую. К тому же технический специалист, хорошо знакомый с вопросом, сразу заметит нестыковки. Я, например, сам в молодости вводил «эвересты» перфокарт в считывающее устройство ЭВМ, набивались карты на перфораторах, снабженных пишущими машинками. Вручную символы никто не набивал. Разве что, одну-другую дырочку добавить. Гарантирую, что алкаш не справился бы с этим процессом, ибо для описания этических проблем, о которых идет речь, символов понадобилось бы очень много. Вот сразу и «Не верю!» по Станиславскому, как мужик орал, репетируя. Но во времена классика об этом не очень заботились, это лишь реверанс в сторону НФ, которой в рассказе, собственно, и нет. А есть очень любопытный психологический эксперимент, как это нередко случалось в рассказах Варшавского. Выяснилось, что внутренние этические регуляторы очень даже действенны даже в столь забулдыжном случае. Кто ж знал, что совесть алкаша не способна передвигаться по жизни без костылей. И когда они сломались, то и совесть отключилась. Вместе с разумом. С большим опозданием включилась хитрость, заменившая «электронную совесть» подбрасываемым пятаком. И хитрая бомжовая философия… А правда - пятьдесят процентов вероятности принятия правильного решения – это много или мало для этических задач?
С этим вопросом я и отправился в многоэтажку, в квартиру №2. Жилец – Павел Амнуэль. Последний оплот настоящей НФ. Поблуждав между тремя уровнями Вселенной, он вообразил себя Миньяном, объединил локальные вселенные, однако потом пришлось закодироваться. Сейчас действует исключительно по науке – «квантовая эвереттика» называется. Потому и у этой квартиры я впал в сомнения – входить или не входить: в какую вселенную попадешь - угадать невозможно. Но долг службы требует…
И тут дверь не закрыта. В детективе сие должно означать, что за дверью труп, будто уходящему убийце в лом запереть дверь.
Трупом не пахло. Приятно благоухало женскими духами. Из комнаты слышались мужские голоса.
- Эй, хозяин! – крикнул я. – Можно войти?
На мой вопрос не отреагировали, вынудив открыть следующую дверь.
Женщины не было. Кроме хозяина, которого я знал по долгу службы, присутствовал полный мужчина весьма преклонных лет. Они прекратили беседу на полслове и посмотрели в мою сторону.
- Пророк не должен называть дат. Пророк должен оставлять шанс… - пригвоздив меня взглядом к косяку, назидательно произнес толстяк.
- Паспортный режим, - оправдал я свое непрошенное появление. – Участковый я… А дверь не закрыта – не порядок.
- А где-то рядом существует вселенная, где нет паспортного режима, - уверенно произнес хозяин. – Помнится, стоял вопрос об отмене прописки, с крепостным правом ее сравнивали.
- Мне и без паспортного режима работы хватит, - согласился я, - я не против.
- Вам мой паспорт? – спросил хозяин.
- Да нет, вас я знаю, а вот господин…
- Профессор Ройфе, психиатр, - представился он, чуть кивнув. – Вот моя визитка. Паспорт, извините, не ношу. При моем склерозе могу где-нибудь и оставить.
- Доктор пришел по моей просьбе, - подтвердил хозяин. – Проблемы у меня с восприятием реальности.
«Неужто до сих пор себя Миньяном считает?», - испугался я.
- Что-то с памятью моей стало, - пояснил хозяин, - то, что было, не помню, а что будет – точно знаю. С погрешностью квантовых расчетов.
- Пророк не должен называть дат. Пророк должен оставлять шанс… - стоял на своем психиатр.
Я глянул в визитку. Действительно, профессор Ройфе, психиатр.
- Вы сомневались, входить или не входить? – поинтересовался хозяин.
- Да, сильно сомневался, - честно признался я.
- И вошли, и помните о том, что сомневались… - вздохнул он с паузой. – Значит, вы изменили универсум. В другой вселенной вы не вошли, не стали участником нашей с профессором беседы, и у вас нет необходимости принимать решения по этому поводу.
- А повод серьезен! – поднял вверх указующий перст профессор. – Пророк не должен называть дат…
Черт! Похоже, решение мне все же придется принимать: вызывать или не вызывать для них обоих скорую помощь из психушки? Хотя давно известно, что психиатры заражаются от своих пациентов – бесполезно. Бли-ин с картошкой!.. В другой вселенной я скорую вызвал, и развитие ее пошло по другой ветви… Пожалуй, надо вызвать скорую для себя! Но никак нельзя – мне же сегодня, кровь из носу, надо обойти этот дом. Да и в подвале зомбирок с головачами проведать – как бы коммуникации не попортили – открутят краны – и на толкучку. А в доме кошмар с апокалипсисом начнется.
- Знаете ли вы, молодой человек, что такое амнезия? – строго спросил меня профессор.
- А всеобщую потерю памяти можете себе представить? – наседал профессор.
- С трудом, - ответил я. – Ну, разве что от Всемирного потопа или от падения кометы. Да и то скорее нет, чем да, потому что все люди разные – у одного от опасности инстинкты отключают разум, у другого, наоборот, включают его доселе не подозреваемые резервы, и обыкновенный человек превращается в гения чрезвычайной ситуации то есть. Наверное, мы потому и знаем про всемирный потоп, что остались те, кто были способны рассказать о нем.
- Разумная мысль, - кивнул Ройфе. – Значит, вы настаиваете на том, что поводыри все же были?
- Не понимаю, о чем вы? – честно признался я, сделав еще один попятный шаг к двери. - Но мой друг, поэт и фантаст Александр Варакин лет двадцать написал отличное стихотворение:
«Слепой ведет поводыря,
Они все время вместе,
Но неба черная дыра
Попрятала созвездья…»
- Очень точно! – оценил хозяин.
- О чем вы, батенька? – оказалось, что профессор не понял хозяина квартиры.
- Наша милиция всегда права! – усмехнулся бывший Миньян. – Человечество спасут слепые! Как всегда спасали… Слепые – те, кто не подключен к коллективному бессознательному. Бесчувственные к нему то бишь. Молодец наш участковый ментокоп – уел он вас, профессор, с вашим коллективным бессознательным! Не могут все люди быть подключены к нему, как лампочки к электропроводке. Все люди разные, профессор! Есть глобалисты - есть антиглобалисты, есть фашисты - есть антифашисты, есть преступники - есть ментокопы. Индивидульность – одна из ступеней защиты человечества от глобальных психических катаклизмов. Когда она теряется, происходят войны, революции и прочие античеловеческие психические сдвиги социума. Но абсолютно она никогда не теряется – всегда находится «слепой»… Не всегда его слушаются. Если бы Кассандру послушали, возможно, Троя до сих пор бы процветала. Предупрежден – значит, вооружен. Если я предупрежу человечество о том, что его ждет конец, ежели оно не изменит своего поведения - оно будет иметь возможность изменить алгоритм совей жизни! Я обязан сделать доклад! Я должен изменить вселенную – ветвление должно произойти! Если даже одна вселенная потеряет человечество, то вторая сможет его уберечь. Нет, получит маленькую вероятность его уберечь, потому что, скорей всего, никто моего доклада всерьез не примет. Ваша теория, профессор, наверное, гениальна, впрочем, как и моя. Но она преувеличивает роль бессознательного и преуменьшает роль сознания. Для того разум и появился, чтобы стать еще одной ступенью защиты человечества. От него, правда, и вреда немало, но уж поперек бессознательного он может встать камнем преткновения.
- Мне бы ваш оптимизм, юноша, - иронично скривился профессор. Я слишком стар, чтобы верить в благоразумие… Ну, посмотрите на меня, - наклонился он над хозяином, - Да-да, в глаза посмотрите поглубже и увидите в них все, что я думаю о человечестве…
Хозяин смотрел на профессора, как кролик на удава. Оба вылупились друг на друга, не мигая. Моя профессиональная интуиция подсказала мне, что дело нечисто. А когда милиция чует, что дело нечисто, она свистит в свисток. Что я и сделал.
Они оба вздрогнули и ошеломленно посмотрели на меня.
- Позвольте, профессор, я вас провожу, - строго приказал я. - Вы нарушаете паспортный режим.
- Но я же…
- У меня знаете, сколько визиток в кармане, - усмехнулся я и вытащил целую их колоду. Мне многие вручают при встречах. – Вот, пожалуйста – потомственная ведьма, а вот – почетный уфолог, а вот, прошу, член союза писателей…
Мне показалось, что чрезмерно тучное профессорское тело вдруг обвисло на скелете, как костюм на вешалке. Он опустил голову и по-стариковски прошаркал мимо меня к выходной двери. Я двинулся следом. Взял под руку. Он недовольно выдернул ее.
- Что, в отделение повезете? – не оборачиваясь, спросил профессор.
- Да нет, - ответил я. – У меня и машины нет, а у вас, вижу, есть, да с водителем.
- Значит, я вас повезу? – фыркнул он.
- Если у вас в машине есть водительские права или иное удостоверение личности, мне будет достаточно.
- Геннадий, - обратился он к водителю. – Достань из бардачка мои права. Страж закона требует.
Водитель удивленно воззрился на меня. Я кивнул, подтверждая слова Ройфе.
Геннадий вручил права хозяину, а тот, не глядя, протянул мне. Я и не сомневался, что документы будут в порядке. Моей задачей было развести дискутирующие стороны подальше друг от друга. Уж очень эмоционально они взялись за судьбы человечества и вселенной. Подобный энтузиазм добром не кончается.
- Можете ехать, - вернул я документы. – Все в порядке.
- Боже! – прошептал профессор. – Если бы вы могли представить, насколько все не в порядке… И какую ответственность вы взвалили на свои плечи…
И плюхнул мятый костюм своей плоти на сиденье машины.
- Удачи на дорогах! – пожелал я и взял под козырек.
Авто мягко тронулось с места.
А я все прекрасно представлял:
«Взошли созвездья черных дыр –
Их так сегодня много…
И растерялся поводырь,
И потерял дорогу…»
А я решил для отвлечения от жизненных проблем посетить подвал. Все равно ж в плане посещения он у меня был. Главный по подвалу - Виталий Зомбир… извиняюсь, Забирко. Да где ж его сыщешь в этих катакомбах больных фантазий? Впрочем… Я постучал ногой в дверь подвала и гаркнул, чтоб меня услышали:
- Парниша, открой дверь!
Дверь отворилась…
В неверном свете запыленных светильников можно было разглядеть только собственную руку, да и то, если поднести ее к носу. Впрочем, постепенно глаза привыкали к темноте. Пахло пылью и кровью… Ну, и нечеловеческими испражнениями. Впрочем, человеческими тоже амбрило. Ничто человеческое не чуждо…
Кого тут только нет! На раскаленных трубах пародиепроводов готично болтались высушенные оболочки фантастических персонажей, перемежаемые тлетворными висяками авторов, вообразивших себя преемниками Одина. Что полезно Одину, невозможно Олдину… В темных углах громовоподобно громыкали громадные крысы. Метро им обрыдло. Там хреново-глухово и так запиарено, что лапу поставить некуда, да и зомбирок нет. И звяги не звягают. А без зомбирок и звягов нет жизни магическим крысам. В мрачном многомерном пространстве подвала со свистом боеприпасов носились белые либерасты, коричневые дерьмократы и красные коммуняки, уворачиваясь от банок сгущенки и палок докторской колбасы, и пидоренкали друг друга женскими прокладками с кожистыми крылышками. Ясное дело: зомбирки с зайчишками в войнушку играют, а головачи со звягами, хронополем прикрывшись, на командных пунктах тактику оттачивают и стратегию наращивают. С потолка чистым дождем капала «Столичная». Кошаки и лягухи устилали пол подвала, валяясь на спине и раззявив бездонные хлебала, в которые и капало.
Душа моя обрела покой. В подвале жизнь шла по своим законам, заходясь в счастливом хохоте пароксизма пародии.
Я вернулся в реальность. И пошел далее по списку адресов.
Квартира №3. Хозяйка – Ольга Бэйс. Она приспособила квартиру под детективное агентство «ДАМА» - так и расшифровывается: «Детективное Агентство Мэриэл Адамс». Так она себя в рабочее время называет, дабы иметь возможность разделить личную жизнь и бизнес. В прихожей у нее агентство, а в комнатах – личная жизнь.
- Комиссар (так она меня по-приятельски называла)! У меня ПРОБЛЕМА! – встретила она меня в дверях, забыв поздороваться и пригласить войти. Именно такими громадными буквами и выкрикнула, хотя обычно она говорит очень тихо и ласково, как учительница с любимыми учениками.
- Криминальная? – поинтересовался я.
- Похоже на то, - вздохнула она. – Я, знаете ли, выезжала по делам в другой город, возвращаюсь, а тут!..
Она театрально повела рукой по своей прихожей и отступила в сторону, приглашая меня полюбоваться. Я глянул – прихожая была совершенно пуста. На полу лежал новый ленолеум, на стенах пестрели веселенькие обои с разнообразными смайликами, совершенно не вписывавшимися в образ серьезного заведения, каковым было агентство «Дама».
- Вы больше ничего не заметили? – с подтекстом поинтересовалась моя коллега на свободных хлебах.
- А что я должен был заметить? – пожал я плечами.
- Ну, комиссар… - покачала дама и ДАМА головой, - вы меня разочаровываете.
Я догадался, что следует выйти в подъезд и внимательно присмотреться.
Ну, да – мог бы, конечно, и заметить, но после подвала с зомбирками моей наблюдательности сильно поубавилось. На двери отсутствовала красочная вывеска:
"ДАМА.
Детективное агенство Мэриэл Адамс"
А дверь была аккуратно покрашена под мореный дуб, отчего я, видимо, и не обратил внимания на отсутствие вывески.
- Комиссар, это моя квартира? – жалобно спросила сыщица. Признаться, никогда прежде не видел ее в подобной растерянности.
- Дом тот же, - кивнул я, - адрес прежний…
- Что ж это тогда?
- Вы не нанимали ремонтную бригаду перед отъездом? – спросил я, вооружившись очевидной версией.
- Комиссар, я похожа на дуру? – обиженно спросила хозяйка.
- Ну-у… - затруднился я с ответом, бормоча под нос: – Амнезия… Коллективное бессознательное…
- Что? – не расслышала дама и ДАМА.
- Неважно, - отмахнулся я, прикидывая про себя, что зомбирки могли ободрать обои, но уж никак не наклеить. – Может, сын?
- Он уезжал со мной и остался завершать дела, - решительно отмела версию сыщица. – Ничего такого он мне не говорил.
Я понял, что в этом доме все не так, как в остальной вселенной.
- Что за дела у вас были в том городе? – строго спросил я, чтобы у нее не возникло желание скрытничать.
- Издательские, - мечтательно улыбнулась Ольга. – Мы с друзьями открываем новое издательство…
- Серьезное дело, - кивнул я, поддерживая откровенность. – Это ж сколько забот и хлопот должно на вас навалиться!
- О, да… - вздохнула она и передернула плечами, будто готовясь взвалить на них чаемую тяжесть.
- Тяжело, наверное, будет совмещать с детективным агентством? – осторожно прикинул я.
- Да! Очень сложно, - поддержала мое предположение сыщица. И тут же в озарении воззрилась на меня. – Комиссар… Вы хотите сказать?..
- А что остается? – небрежно пожал я плечами. – Город – тот же, дом – на прежнем месте, квартира – та же… вселенная другая.
Ольга некоторое время молча и серьезно смотрела на меня, осознавая версию. Потом на лице ее забрезжила легкая улыбка, уверенно превращающая ее лицо в солнышко.
В квартире №4 обитал, согласно моим спискам, весьма энергичный мужчина Леонид Шифман. Не без странностей мужик, артист, я сказал бы, лицедей… Никогда не знаешь, в каком воплощении он тебя встретит.
Звонок у двери оказался натуральным бычьим боталом – колоколом, что вешают быкам на шею. Колокольчиком его назвать язык не поворачивается.
Я дернул за веревку туда-сюда, но вместо звона раздался глухой звук, и в ладонь мою свалилась сложенная многократно бумажка. Хорошо рассчитано.
Я развернул листок, и первые слова записки меня ослепили: «Раз вы держите в руках эту записку, значит, меня уже нет в живых…»
Этого мне только не хватало!.. Хватило ума глянуть в конец послания:
«Пусть земля мне будет пухом.
Педро Оливарес,
Буэнос-Айрес…»
- Ну, барбудос!.. Я ж тебе бороденку повыщиплю, когда поймаю! Этак участкового до кондрашки довести можно… Уж я натяну на твое педрО цинковое ведро!..
Дернул дверь – как водится, открыта – труп же… Закон жанра…
Я решительно шагнул в прихожую. Вдруг на голову мою что-то сверзилось, не больно, но звучно ударило по макушке и соскользнуло на пол, на лету разворачиваясь. Это оказался рулон перфорированной бумаги, какую использовали в забытых ныне АЦПУ.
От неожиданности я, конечно, испугался и отскочил за дверь, но, поняв, что это всего лишь бумага, свисающая с притолоки над дверью, протиснулся мимо нее в прихожую. Щелкнул выключателем. По бумаге змеилась жирная красная полоса, проведенная то ли окровавленным пальцем, который постоянно тыкали в рану для целостности полосы, то ли толстым фломастером, как его, склероз подери, называют? О, маркер!.. Я встал на четвереньки и двинулся вдоль красной линии. Линия закончилась вместе с бумагой, уткнувшись в угол между прихожей и коридорчиком в кухню. Из-под плинтуса торчала сложенная бумажка. Я рыкнул, аки пес, и выдернул записку из щели.
- Ну, Лео, помяукай у меня… - бормотал я, разворачивая бумажку. Ничего хорошего я от нее не ждал.
«Раз у вас перед глазами этот текст, значит, меня уже нет в живых…»
Как оригинально!..
Сразу в конец текста:
«Бенито Гарсия Домингес,
Буэнос-Айрес…»
Клуб самоубийц?.. Я заглянул на кухню – пусто, открыл дверь в жилые комнаты, прошел по ним, озираясь, трупов не обнаружил. ОМОН можно не вызывать, скорую – тоже.
С внутренней стороны двери была приклеена неровно оторванная от распечатки перфорированная бумага, на которой было начертано красным:
«Последняя загадка Бенито Гарсия Домингеса: Hic locus est, ubi mors gaudet succurrere vitae».
Я тебе что – врач-проктолог, нет, этот, патологоанатом – чтобы латынь знать?! Массовик-затейник… Ну, жизнь… смерть… я еще разобрать могу: вита-ностра, сальто-мортале… А дальше ни в зуб ногой. Участковый я - Анискин и Фантомас. Нас обучали ориентироваться на местности и обходиться подручными средствами. Я внимательно осмотрел письменный стол и, естественно, обнаружил словарь. Латино-русский и обратно.
Можно подумать он сам на память рисовал! Даже если на память, орфографию должен был проверить.
Минут десять мне понадобилось на перевод. Получилось так: «Вот место, где смерть охотно помогает жизни»
Что за чушь?! Дверь, что ли? Или прихожая? Или намек - погулял по моей квартире, можешь и выматываться?!.. А фиг вам! Меня на латыни не проведешь… Я удобно устроился в мягком кресле и принял позу мыслителя, что обязывает. Сработало! Я вдруг вспомнил строки Андрея Вознесенского:
«Душа – совмещенный санузел,
где прах и озноб душевой…»
Все сходится: душа- жизнь, прах – смерть… отвести душу…
Я резко встал и ринулся к туалету!
В унитазе еще долго свиристело и булькало, когда я закрывал за собой выходную дверь. Леонида Шифмана мы дома не застали, а Бенито Гарсия Домингеса здесь искать никто не станет… Засим и подписываюсь: дон Базилио.
Все еще довольно улыбаясь, я нажал на кнопку звонка в квартиру №5. По домовой книге жилица Ира Кадин. Из-за двери раздались мощные раскаты церковного колокола и приближающейся рокот мотора.
Дверь открылась. Я, было, шагнул, но споткнулся о высунувшееся из двери колесо мотороллера, на коем гордо восседала седовласая не то девочка, не то старушка. У этих женщин сейчас не разберешь, кому сколько: и в детский сад ходят седые, и в СОБЕС – фиолетово-волосые.
- Я – Ира, - приглушив двигатель мотороллера, представилась она, хотя я неоднократно посещал эту квартиру с обходами. – А вы?
- А я… Вова, - представился я, - участковый ваш. Паспортный режим проверяю.
- О-о-о! Паспортный режим… А вы представляете, каково мне было, когда моя сумка с паспортом уплыла на кораблике в Лидо, где пляжи, а мы с мужем плыли в обратном направлении в Венецию, где площадь Сан-Марко.
- Да, щекотливая ситуация, - признал я.
- Щекотливая? Вы считаете это щекотливой ситуацией?! – грозно переспросила она и прибавила газу на мотороллере, который взревел тигром.
Я инстинктивно отскочил.
- Да вы знаете, скольких слез мне это стоило!!! Сначала надо было выплакать, чтобы нас высадили, когда мы в первый раз плыли в Лидо. Потом, чтобы остановили корабль, что вез нас в Венецию… слез не хватило, зато накопилось на бесплатный проезд от Венеции до Лидо и обратно. Правда, обратно мы плыли на поцелуях. Тоже бесплатно.
От оглушительных ударов колокола меня начало покачивать.
- Ира! – воскликнул я. – выключите этот ваш колокол!
- А? – переспросила она.
- Бом-бом… - объяснил я.
- О, бом-бом, - мечтательно заулыбалась она. - Милан… Ла Мимоза... д'Иссео… Диаз… Это было так романтично… Тогда еще, когда до второй ливанской войны оставалось три недели… Мы с мужем не могли заснуть и… ах, никогда больше у нас так не было…
- Но почему вы на мотороллере?
- О-о-о! – закатив глаза, ответила Ира. - Монте Изола… озеро Иссео… Там старушки монахини гоняют на мотороллерах, а монастырь находится на самой верхотуре на станции «Курэ»… Вы поняли: «Сензано – но, Олзано – но, Сарзано – но, Сивиано – но, Порто – но, Парадисо – но... Курэ – баста! Си!»…
Она откатилась назад, взревела мотором, лихо развернулась в прихожей и скрылась на полной скорости в глубине квартире, крича: «Ици-ик, Ици-ик, как дела-а?»
Я понял, что мне здесь больше делать нечего… Ах, Ира-Ира, мне б твою квартиру… Впрочем, это сколько же уборки?..
Когда «бом-бом» в голове затих, я перевел дух и подумал: «Это что ж за дом такой?»
На такие вопросы начальник нашего УВД всегда отвечает:
- Каков участковый, таков и участок… Эх-хе-хе…
Из квартиры №6 сквозь щели в дверях несло прерией. То есть пылью и навозом. Сомневаюсь, что это было на самом деле, но музыка в стиле «кантри», доносившаяся оттуда, вызывала именно такие ассоциации. Я непроизвольно принялся притоптывать в ее ритме. Глянул в список – Майк Гелприн… А-а, всежурнальный Майк!.. Силен райтбой… А как у тебя с паспортным режимом?..
Известно, что на Диком Западе двери открывают пинком. Так и я, войдя в образ, открыл. Она не сопротивлялась, и с грохотом распахнулась. Ни «смит-и-вессона», ни кольта у меня не было, даже «макарова» не полагалось. А первым бросился мне в глаза карабин, лежащий поперек седла серого в яблоках жеребца. Откуда он здесь?!.. Дуло смотрело в мою сторону. Нехороший взгляд, черный.
- Привет, шериф!.. Придурок! – появился из-за коня типичный герой вестерна. У него и «смит-и-вессон», и кольт наличествовали, отягощая две кобуры. Впрочем, в руках он держал колоду карт, виртуозно ее тасуя.
- Кто придурок? – опешил я, забыв про Росинанта в прихожей. – Я придурок?!
Оскорбление власти никому не должно сходить с рук, дабы власть не закончилась.
- Что вы, шериф! – радушно улыбнулся ковбой. – Это я придурок. Том Уильямс по прозвищу придурок.
- Ну, да, как в сказке: Иван-царевич по прозвищу Дурак, - осознал я. – Паспортный режим нарушаем? Хозяин квартиры – Майк! Где он?
- Вышел… Весь, - небрежно пожал плечами ковбой
Мне его тон и постановка проблемы не понравились. Пахло рейдерством, а может, и убийством. Я покосился на две его кобуры, а потом прикинул, как бы изловчиться и схватить с седла карабин.
- Брось, шериф, - раскусил он меня. – Мои пистолеты игрушечные… Ну, как в кино. Карабин тоже… И бывший мустанг – муляж, кукла, хоть и отличного качества, по спецзаказу, дабы я проникся духом… Чуешь, как пахнет?
Оказывается, запах конского пота и навоза мне не почудился. На самом деле, шибало в нос изрядно. Я оглянулся – стены прихожей были оклеены фотообоями из вестернов: горы, степи, стада, ковбои… Я сделал шаг к жеребцу и возложил ладонь на его круп, рядом с карабином. Придурок не врал – кукла, хоть и чем-то вроде кожи обтянутая. Да и габаритами «мустанг» тянул разве что на пони – как я это сразу не разглядел? Эффект неожиданности.
Дверь в кухню не оставляла сомнений, что за ней хлев. Звуки соответствующие раздавались и этот запах… Как они здесь живут?
- Там Худосочная Линда колдует, - объяснил, проследив мой взгляд, Том-придурок. – Никак откормить не могу. Безголового Джима Тернера дочка, в жены ее взял, когда твой предшественник нас осиротил… Ну, пошли в салун, в картишки перекинемся? – предложил он, широким жестом указав на дверь в жилые комнаты, которая и, впрямь, один к одному напоминала вход в салун.
- Я по делу, - напомнил я.
- Да брось, шериф! – улыбнулся он. – Жизнь наша – покер: сегодня ты – двойка, завтра – джокер. Не научишься блефовать - счастья не видать… Порадуйся жизни, шериф! Раскинь картишки, пока жизнь твои козыри не побила. Эх, вижу я, что тяжко тебе придется… Пуля – дура, в штабе – мразь… Лед вокруг, мороз и грязь…
- Ты о чем это, Том? – ощутив мороз по коже, спросил я.
- Нагрянет – поймешь, - пообещал он.
- В смысле: пророк не должен?.. – понял я его с полуслова.
- Именно, шериф, именно, - кивнул Том-придурок.
- А где ж Майк?! – опять грозно поинтересовался я, вспомнив о цели своего посещения.
- А у нас, у писателей, так бывает, шериф: сегодня ты – Майк, а завтра – уже Майя со всеми причиндалами… Сегодня – Гел, а завтра – совсем уже Прин… Сечешь?
- Врубаюсь, - подтвердил я.
- А документы – плиз, - протянул он мне паспортину.
С документами все было в порядке. С головой не совсем…
Но это уж дом такой попался.
Та-ак, ну, кто у нас в № 7? Виктор Леденев… Ну, может, у этого все в порядке? Цифра хорошая. Правда, вместо кнопки звонка пулеметная гильза. Давить, как я понимаю, на капсюль надо. Не взорвалось бы…
Нет, послышались шаркающие шаги, щелкнул замок. На меня вопросительно глядела весьма пожилая дама. Чем-то она показалась мне знакомой. Понял – подернувшаяся серой паутиной старости героиня фильмов сороковых –Целиковская, Серова… Но за собой следит. Хотя это выглядит слегка карикатурно.
- А, капитан… Входите, давно вас жду… - пригласила она прокуренным хрипловатым голосом. Почти все женщины, прошедшие войну, курят, по моим скромным наблюдениям.
Я действительно капитан, поэтому не удивился. А что ждет – так бабушкам скучно.
- Я, собственно, паспортный режим проверяю, - доложил я. – Тут Леденев должен проживать.
- Режим – это хорошо, это правильно, - деловито кивнула бабуля. – А этот – родственничек мой… Ушел. Не будет нам мешать.
- В каком это смысле? - удивился я.
- Не узнаешь, Мишенька, вижу, что не узнаешь, - криво усмехнулась она. – Ты ж мой первый… Придется напомнить…
И, откуда ни возьмись, в ее сухой ладошке возник наган, каких сейчас, пожалуй, не встретишь. Можно сказать, антиквариат, как сама бабка. Дуло его смотрело прямо в мой лоб, в точку над переносицей. Черт! Что-то частенько сегодня этот черный глаз взирает на меня!..
- Вы меня с кем-то перепутали, - непроизвольно дрожащим голосом просипел я. – Я не Миша, а Владимир!
- Имя – тлен … А душа у тебя Мишенькина… Ты - капитан Кузнецов. А я – Настенька! Вспомнил?.. Ну, смотри-смотри сюда, - ткнула она указательным пальцем второй руки в глаз дула.
А я и так не мог оторвать от него взгляда, он затягивал в себя. Раздался щелчок – она сняла его с предохранителя. И одновременно с щелчком в глазах у меня потемнело (от страха что ли?), меня крутануло вокруг вертикальной оси, и пол ушел из-под моих ног.
- А-а-а-а!.. – услышал я собственный крик, разрывающий горло и отключающий разум. Я орал и взбегал по склону холма, ощущая мощный впрыск адреналина.
За спиной хрипело «гха-а-а!» моего батальона, разбавляемое матюгами раненых и вечным молчанием убитых.
Мерзлая глина под ногами съезжала по твердому склону под ней, превращая шаг вперед в десяток шагов назад. И вырвать ногу из пасти глины с каждой попыткой становилось все трудней и трудней.
Вдруг вспомнилось из Кульчицкого:
«Марш! И глина в чавкающем топоте
До мозга костей промерзших ног
Наворачивается на чоботы
Весом хлеба в месячный паек…»
Что-то поэтических ассоциаций у меня сегодня с избытком.
Сверху сыто и мощно рявкали немецкие пулеметы и автоматы. Местность у них пристреляна и потому добыча знатная. Странно, что я еще жив – впереди же. Или специально оставляют, чтоб было кому смертников в атаку поднимать?
Х-х-рясть!.. Я шмякаюсь мордой в грязь и съезжаю вниз по склону, сбивая тех, кто сзади, пока остатки батальона не оказываются у подножия высотки. Вшивенькая такая высоточка. А поди ж ты – сколько жизней забрала!.. От удара опять темнеет в глазах.
Свет вернулся вместе с черным глазом наганного дула, с интересом разглядывающего мой лоб. Вот же докопался!.. Держали наган ухоженные женские ручки даже с наманикюренными ноготочками. А уж как форма на ней сидела! Смерть мужикам! Точно Зинаида Целиковская или Валентина Серова. Хоть сейчас на штабной плакат, а лучше в газету «Правда».
А за ее спиной с презрительной ухмылкой разглагольствовал майор из СМЕРШа:
- Настенька, гляди внимательней – твой первый клиент. Это тебе не штабные койки пролеживать! Настоящая работа! Действуй…
Ах, как у нее горели глазки и трепетали крылышки ноздрей – ни прибавить, ни убавить – невеста на брачном ложе.
Чуть в сторонке от меня мрачно косилась на штабную красотку медсестра Зина, с ног до головы перемазанная в глине – раненых на себе вытаскивала из-под огня. Помнится, я, идиот, пытался защитить ее честь и достоинство от оскорблений майора-особиста, чем поставил под расстрел рядом с собой. Уж, прости, Зина. Почему-то мне казалось, что она на меня не в обиде.
– Какой ты симпатяга, капитан, да еще с высшим образованием. И не жалко себя? – игриво, но с нервной хрипотцой поинтересовалась начинающая СМЕРшовка.
- Последнее дело на войне себя жалеть, - состроил я гримасу, должную изображать усмешку. – Все жалелки давно кончились… Мне тебя жалко: тебе ж теперь всю жизнь с этим жить, мало того, что штабная подстилка, так еще и фашистам помогаешь советских бойцов отстреливать вместе со своим майором. Как ты своим детям в глаза смотреть будешь, зная за собой такое? Хотя таким шалавам бог детей не да…
Пуля разорвала мне глотку, не дав закончить фразу. Зубы так и брызнули во все стороны. Один у нее под погоном застрял…
Я медленно выплывал из мрака. Как изображение на фотобумаге в проявителе. Нынешним цифровикам-фотографам такое уже почти незнакомо. Она тоже проявлялась передо мной в электрическом свете прихожей.
- Узнал, - признался я. Красотки уже не было, но баба-яга оказалась вполне узнаваемым ее негативом.
- Сними проклятье, Мишенька, - чуть не слезно, но требовательно взмолилась она. – Накаркал ведь, сволочь! Не было у меня детей!
- Это не я накаркал, а ты слишком абортами увлеклась, - серьезно объяснил я, еще чувствуя себя капитаном Кузнецовым.
Она меня не слышала.
- Сними проклятье!.. Я ведь отомстила за тебя! Пристрелила и сержанта, и майора, а представила дело так, будто они друг друга по пьянке пришили.
Она явно гордилась своей ловкостью.
- Ты убирала свидетелей, - отверг я ее якобы месть. – Только свидетелей было человек сто.
- Вот именно, что было, - закаркала она. Я не сразу понял, что это смех. – К вечеру никого не осталось. Хотя высоту взяли. Минометы помогли да и артиллеристы. Они-то частично своих и положили. Вместе с немцами. Так что не зря ты погиб – вдохновил своих. На злости фрицев опрокинули. Не к фрицам злость, а ко мне и к майору. И я внесла свой вклад в победу… Нет свидетелей, Мишенька…
« Весь батальон в грязи остался,
Последней пала медсестра… » - дребезжащим голоском пропела бабка на мелодию «Их оставалось только трое». - А последних – майора с сержантом - я убрала позже той же ночью, чтобы память о тебе майор не испоганил. Он мог.
- Заботливая, - хмыкнул я. – Только я не Мишенька!
- Не расстраивай меня, - попросила бабулька. – Все вы Мишеньки. Скольких я просила снять проклятие, никто не согласился. Пришлось вернуть.
- Куда вернуть? – похолодев и уже догадываясь, куда, спросил я.
- Откуда пришли, туда и возвращаю, - удивилась вопросу бывшая Настенька. – Ты сам оттуда, тебе лучше знать.
- Я из милиции! – крикнул я.
- Надо же, и там милиция есть! – удивилась она. – Значит, порядок.
Языком болтала, а наган не опускала. Выносливая старуха образовалась из красотки Настеньки.
- Не пойму, чего ты от меня хочешь? – честно признался я.
Ни я, ни Кузнецов ее, собственно, впрямую и не проклинали.
- Сними проклятье про детей! – требовательно взмолилась старуха.
- Зачем? Ты что, рожать собралась? – удивился я.
- Не твое дело!
- Эх, Настенька-Настенька, - посетовал я искренне. – Ты так и не поняла, что не проклинал я тебя, а жалел.
- Да не держу я на тебя зла, - сказал я честно, прислушавшись к себе и к Мишеньке, которого таки почувствовал в себе. – Нет на тебе проклятия, кроме того, что ты сама на себя наложила. Да и оно уже прахом осыпалось… Живи спокойно и не жди меня больше. Ты свободна!..
- Спасибо, Мишенька… - улыбнулась она, и в паутине морщин блеснула слезинка. Или мне показалось? – Только жить я не собираюсь, мне бы умереть спокойно.
Она будто бы помолодела – спина выпрямилась, глаза загорелись, а на губах появилась тень улыбки.
- Спасибо, Мишенька, - четко поблагодарила она и, опустив наган, пружинистым шагом сильного зверя ушла в комнаты, защелкнув за собой дверь.
Я понял, что больше ей никто не нужен…
Да… « Счастья нет, а есть покой и воля… »
И мне в этой квартире делать больше нечего. Я вернулся на лестничную площадку.
Мокрая от пота майка неприятно холодила спину. Да… Есть женщины в наших квартирах…
О, прекрасно – в квартире №8 числится Александр Бачило. Наконец-то мужик! Что у него на двери написано? «Академонгородок». Сразу чувствуется мужской изощренный ум. С воодушевлением жму кнопку звонка. Нормальная такая демоническая кнопка в виде красного глаза с черным зрачком. Слегка горячим.
- Ха-ха-ха-ха, - послышался из-за двери демонический же хохот. Не испугал – все выдержано в едином стиле.
Дверь открыла элегантная дама в строгом костюме лет… А кто сейчас в век космоса, косметологии и пластической хирургии разберет, сколько женщине лет. Но совсем не старуха. Черт! Опять баба!.. Мужики деньги зарабатывают, а бабы дома дурью маются. Или не дома.
- О, офицер! – обрадовалась она и приветливо пригласила: - Входите, пожалуйста…
Я вошел и объяснил.
- Проверка паспортного режима!
- О, конечно-конечно, - будто бы даже обрадовалась она. – У нас все свои, никого из посторонних. Очень удачно вы пришли. Мне как раз требуется необременительная помощь. Не откажите в любезности…
Дамам я вообще отказывать не умею. Они это отлично чувствуют и пользуются без зазрения совести.
- Чем могу быть полезен? – с готовностью поинтересовался я.
- Да сфотографировать нас с мужем, - улыбнулась она и с воодушевлением объяснила: – У нас такая семейная традиция – каждый год в один и тот же день фотографироваться вместе. Мы в юности поклялись делать это до самой смерти.
Ну, фотографировать – не под дулом нагана глазами лупать, почему бы хорошим людям не помочь?
- Буду рад поддержать вашу традицию, - согласился я без опаски.
- Тогда, будьте добры – проходите в комнату, - пригласила она и прошла вперед. Я - следом. Приличные люди, у которых совесть чиста и бояться нечего, сразу в комнату зовут, а не в прихожей гостей держат. Очень элегантная чистая гостиная. Я уже начал присматривать себе креслице, дабы дать чреслам отдохнуть после предыдущих нервных потрясений, однако хозяйка повела меня дальше. Неужто в спальню?.. Нет, в кабинет.
Она так и объяснила:
– Это кабинет мужа…
Тоже вполне приличная обстановка: письменный стол с компьютером, книжные шкафы с книгами, сразу видно, что с читанными неоднократно. Весьма вместительный шкаф с непрозрачными деревянными дверцами. Может, для коллекций каких-нибудь?
- Вот и он, - весело объявила хозяйка, взяв со стола фотоаппарат – цифровой. Но профессиональный.
- Умеете пользоваться? – с милой улыбкой поинтересовалась она.
- Приходилось, - не соврал я.
- Тогда держите, - вручила она мне дорогую штучку.
- А где же ваш благоверный? – шутливо сделал я вид, что ищу ее мужа по углам и под столом.
- Сей момент! – поддержала она мою шутку и подошла к шкафу.
Только когда она принялась набирать код, я обратил внимание, что сие солидное вместилище снабжено кодовым замком. Меня это не встревожило, потому что коллекционеры нередко пользуются такой защитой.
Замок щелкнул, и дверцы шкафа принялись медленно открываться в стороны. Внутри я разглядел еще один полированный деревянный ящик… Бли-ин!.. Да это ж гроб!..
Ну, участковый, ты попал…
Гроб тем временем выдвинулся из глубины шкафа, дама в бордо нажала кнопочку сбоку, и крышка вместилища печали так же не спеша, как остальные дверцы, откинулась в сторону. Внутри гроба покоился громадный прозрачный сосуд, занимавший все внутреннее пространство гроба. А внутри него плавал… хотя нет – ютился мужской труп. Это не бассейн, а скорее, колба. И жидкости в нем нет…
- Инертный газ, - легко объяснила женщина, заметив мое недоумение, - под давлением, обеспечивающим пристойный внешний вид моего благоверного.
Пристойный?! От смеха меня удержали только рвотные позывы. Ледяные мурашки тыкались в мою бедную спину, совсем еще недавно – в прошлой жизни - мокрую от пота.
Мужик выглядел жалко и карикатурно, и в то же время, тут она права, вполне достойно триллера. Он был в белой фрачной паре и остальном белоснежном прикиде, но, увы, с желто-зеленоватой физиономией. Академон собственной персоной…
Дама ловко устроилась в откинутой крышке гроба, где, я вынужден был это признать, выглядела подобно свежему цветку красного гладиолуса.
- Фотосессия начинается, - царственно кивнула мне она, и я сделал первый снимок.
Потом она повернулась вполоборота к мужу и возложила руку на колбу так, что создавалась иллюзия, будто она его обняла за плечо.
- Ну, здравствуй, милый, - улыбнулась она ему. – Вот и снова мы вместе… А ты говорил, не получится… Для любви нет преград.
Похоже, я тоже сошел с ума, потому что продолжал фотографировать, пыжась поймать удачный кадр, где бы они оба выглядели, как живые. Не знаю, что у меня получилось? Не интересовался…
- Ну, все - спасибо, офицер! – удовлетворенно выпрыгнула она из крышки и, нажав на кнопку, привела в действие механизм закрытия своего домашнего мавзолея.
Через минуту шкаф стоял, как прежде, без малейшего намека на свою тайну.
- Вы мне очень помогли! – благодарно воскликнула дама. – Может быть, чайку? Или коньячку за помин души?
- Нет, благодарю, - поспешил отказаться я. – На работе не могу.
- Так заходите после работы, - мило улыбнулась она. – Я вижу, вы шокированы… Вы не хотите меня арестовать? Я же не совершаю ничего противозаконного. Кто-то держит прах, то есть пепел родственника дома, кто-то доверяет его колумбарию или кладбищу, а я решила сберечь его для себя в таком виде. Клятва, офицер… Я не могу ее нарушить, пока жива. Верность присяге… Вам должно быть это понятно.
«Да, - подумал я. – Мы присягали давно не существующей родине, и что-то в душе не позволяет нарушить эту присягу, хотя бы наедине с собой…»
- Позвольте откланяться, мадам, - поспешил я символически щелкнуть каблуками и пришпорить отсутствующего коня.
- Не смею задерживать, - улыбнулась она печально. – Но буду рада, если зайдете на огонек…
Нет уж, подумал я, представив два гроба в одном шкафу…
Дверь за мной мягко закрылась, а я так и не мог понять, что это было: любовь до гроба или любовь в гробу?
«Что Бачило бАчило, о том и насудачило…», - сквозняком пронеслось в голове.
Ноги с опаской понесли меня к следующей квартире №9. Ксения Харченко там должна проживать. Ну, хоть без обмана - женщина. Можно заранее настроиться.
Звонок – не звонок, а серебряный колокольчик. Ух, какой звонкий!.. А дверь опять не закрыта… Что за манера в этом доме?
Осторожно открываю… Несколько рядов вешалок с одеждой. Поскольку не зима – это в основном легкие женские накидки, плащики…
- Ваш билетик? – испугал меня возникший, похоже, из щелей между половиц швейцар. Только что его не было!
Но и он меня не сразу разглядел, ибо тут же уточнил:
- О, страж порядка!.. Извините – для вас вход беспрепятственный. Нам порядок нужен… Кстати, театр начинается с вешалки, а милиционер?.. – вопросительно посмотрел он на меня, как учитель, принимающий экзамен.
- Со свистка! – брякнул я.
- Это гаишник – со свистка, - не принял он мой ответ. – А страж порядка, как вы, господин капитан?
- С порядка он и начинается, - уверенно ответил я. – В человеке все должно быть в порядке: и душа, и форма, и оружие…
Которого у меня не было.
- Отлично, господин офицер, - одобрил страж театра, хотя я смутно помнил, что цитата должна звучать иначе. – Проходите в зал.
Вот, значит, откуда неслось громогласное «Не верю!». Ну-ну, глянем, до чего тут докричались. Кстати, получается, что это театр на дому? А лицензия есть?..
Окунувшись в благоговейную темноту зала, я моментально забыл про лицензию, ибо впечатляло. Уж не знаю, благодаря каким эффектам (полумрак? Форма помещения? Система зеркал? Или вовсе 3 D ?) создавалось впечатление бесконечности зала и, в то же время, сконцентрированности зрителей у сцены. Ну, это элементарно – издалека разве что рассмотришь?
А на сцене было что посмотреть: не то Тайсон, не то Фрезер – голая черная гора мышц, распространяющая резкий запах пота давно хронически немытого тела по всему «бесконечному» залу - профессионально мутузил такую же голую белую женщину. Профессионально в том смысле, что не убивал с одного удара.
При этом он орал что-то, видимо, на ломаном итальянском и, похоже, на каком-то непечатном мавританском. Явно матерился мужик и рычал по-звериному. Единственное слово, какое я мог разобрать, было «Дездемона». И то это в моем вольном переводе. На самом деле звучало приближенно к «Дыздым-р-р-р»
Неужто «Отелло»? – с опаской предположил я. При известном финале и предлагаемом режиссерском натурализме это название пугало.
Женщина, похоже, уже полностью потерявшая связь с реальностью, душераздирающе тоже вполне по-звериному визжала и пыталась увернуться от ударов, но это ей практически не удавалось – руки у мужика были по-обезьяньи длинные, сам он громаден, и вся комната была под его контролем. Три стены на сцене были непробиваемы, а от зрителей ее отгораживал разъяренный зверь. Время от времени он прижимал ее своим телом к стене и сыто урчал, подергиваясь, потом снова возвращал жертву на ринг.
Сначала я все же надеялся, что это игра. Натуралистичная, но игра. Однако состояние тела жертвы, зримо принимавшее все более реально травматический вид, убедило меня в том, что в этом театре показывают жизнь. Тогда я и сказал себе, что правда жизни хороша тем, что милиция обязана вмешаться, если наблюдает криминал.
А с чего начинается милиция? Правильно – со свистка! Я правильно ответил. Его я и достал из кармана и свистнул изо всех сил. Мне показалось, что раздался трубный глас ангела, остановивший грехопадение человечества.
И правда – негр на сцене прекратил избивать женщину, хотя крепко схватил ее за волосы и обернулся на звук. Зрители тоже уставились на меня. По выражению их глаз я определил, что они только что вывалились совсем их другого мира, ибо здесь им все было незнакомо.
Продолжая свистеть, я ринулся к сцене, не обращая внимания на препятствия. Впрочем, оные старались отшатнуться от меня.
Я не знал, что буду делать на сцене, потому что весовые категории у меня с Отелло были столь же далеки, как и у Дезденомы. Но и молча наблюдать за происходящим безобразием я не мог. Кажется. в глубине души я надеялся, что, вмешавшись в театральное действо, я попросту прекращу его.
Второй рукой я нащипывал в кармане мобильник, дабы вызвать ОМОН. Но это мне никак не удавалось.
Отелло с интересом наблюдал за мной. Когда я стал взбираться по ступеням на сцену, он деловито поднял Дездемону за волосы над полом, второй рукой придержал ее за шею и, легко провернув ее голову вокруг оси, отшвырнул безжизненное тело в сторону. И шагнул в мою сторону. Звук свистка явно его раздражал.
Боже! Как же воняло от него. Даже в солдатской казарме так никогда не воняло.
А мобильник застрял!..
И в последний момент между нами протиснулся высокий, худенький, белобрысый парнишка и властно раздвинул нас ручонками в стороны.
Как ни странно «Кинг-конг» подчинился, сделав шаг назад.
- Что вы себе позволяете, сударь?! – гневно воскликнул он в мою сторону. – Вы сорвали бессмертную постановку!
- Театр должен быть театром, - заявил я, будто что-то в этом понимал. – А не вместилищем дерьма жизни!
- Какого черта! Что вы вообще можете знать о театре, о сцене, о постановках! Вы застряли, как питекантроп, в своем Уголовном кодексе! Вы не умеете смотреть вперед! Вас пугает все новое, необычное. Испугались? Конечно, вы испугались! – вопил он на весь зал. – А ведь вы правильно испугались! Вы даже представить себе не можете, до какой степени близки к истине!.. Знаете, как тяжело было их уговорить? Отелло в роли Отелло, а Дездемона… Ее трудней всего было уговорить – она не желала испытывать смерть повторно! Вам такое и не снилось, верно? И я не позволю все портить в последний момент! Не позволю!.. Хотя я уже ничего не могу сделать – вы все испортили! – лицо парнишки исказилось от злости и стало похоже на лицо древнего старика, а глаза - на два бездонных черных провала. – Она больше не согласится! Эта смерть оказалась другой! Из-за вас!..
И тут я, наконец, извлек мобильник. Стоило мне опустить глаза на циферблат, как в них резко потемнело. Нокаут был глубокий. Улетая в него, я, кажется, услышал:
- Perdoni, Константино Се-е-е…
Пришел в себя я на лестничной площадке. Спиной к стене прислоненный, ноги – по полу стелятся. В голове гудело. Глянул на дверь – опечатано. Вот же склероз! Сам же и опечатывал две недели назад, когда хозяева за границу по контракту уезжали. Совсем плох стал. На пенсию пора.
Кряхтя, поднялся. Глянул список.
Квартира №10. Изя Шлосберг. Дверь была выкрашена в снежный сугроб. Убедительно разрисовали, похоже. И звонок в виде сосульки.
Интересно, выйду ли я живым из этого дома?
Нажал на сосульку, дверь распахнулась под хрустальный перезвон сосулек.
Хороший человек Изя Шлосберг, жму руку… Сразу на душе легче стало, приятное вспомнил. Можно выше ступени пересчитывать…
Квартира №11. Андрей Силенгинский. Кнопка звонка светилась красным, как уголек. Удобно – даже если в подъезде света нет, не промажешь. Не промазал…
Дверь мне отворил монах в белых одеждах, белогривый и белобородый.
Он отвел в сторону посох и пригласил:
- Входи, добрый человек…
Откуда ему знать, добрый я или нет? Но выяснять уже сил не было, шагнул…
- Прими дар божий, - протянул он ко мне свободную руку, в кулаке которой было что-то зажато. От монаха в белых одеждах ждать подвоха стыдно, я и протянул раскрытую ладонь.
Ух, как ее ожгло!.. Я чуть было не стряхнул «дар божий» на пол, но, во- первых, он придержал мою руку своей ладонью, а во-вторых, я вовремя учуял запах бензина, идущий из-под ног. Стоило мне уронить уголек – и я бы сгорел вместе с домом и монахом.
Ну, и дары же у тебя, боже…
Я вопросительно зыркнул на старца, но тот лишь пожал плечами, мол, он только передаточное звено.
В комнатах вместо стен я углядел крутые скалы, из-за которых доносился звон мечей.
Монах повел посохом, позволяя глянуть, я и пошел, стиснув зубы и шипя от боли.
На каменистом берегу моря смертным (это сразу видно) боем бились два рыцаря, как водится – черный и белый. И оба в милицейской форме с «брониками» под кителями и в касках – черной и белой. Каски явно мешали, съезжая на глаза, и они оба их откинули на камни. А я словно бы в два зеркала глянул…
Посмотрел на ладонь – уголек от крови и плоти не гас, а наоборот разгорался. Жгло нещадно. А что будет, когда прожжет насквозь?
Что надо делать при опасности пожара? Отделить то, что может загореться, от того, что способно поджечь…
Я взял ноги в оставшуюся руку и убрался из огнеопасной квартиры. Уголек сразу погас. Нет, не погас совсем, а подернулся золой, которая защитила ладонь от жженья, но тепло внутри осталось…
Интересно, как там рыцари друг с другом разобрались?..
Квартира №12. Юрий Нестеренко. Вы полагаете, что меня можно удивить? А зря. Войти я могу в любую квартиру, потому что служебный долг, а вот удивляться – это уж вы сами.
Ну что тут? Переливающийся цветами и оттенками радуги звонок? Невидаль какая! Да любой юный электронщик вам такое на раз сваяет. Жму, вхожу, оказываюсь в рубке космического корабля. Меня окружают офицеры в клоунских кителях и лампасных комбинезонах.
- Капитан! Сми-ир-на! – орет на меня, видимо, адмирал, потому что похож на главного клоуна. – Человечество в опасности! Вольно!.. Можно сказать, что его уже нет, если мы не найдем ему экологическую нишу, если жизненное пространство не завоюем!.. Ты готов, капитан, отдать жизнь, чтобы добыть человечеству экологическую нишу? Сми-и-рна!.. Равнение на ле-
- А нишу найти и в живых остаться можно? – решил уточнить я.
- Можно, - отрубил он, - но не нужно, потому что ты в ней займешь драгоценное место. Оно другим пригодится.
- Тогда не готов, - проинформировал я честно. – На хрена мне это надо? Мне уже на пенсию пора. А с нишами пусть молодые разбираются.
- Отставить разговоры! – рявкнул адмирал. – Есть одна планетка на примете. Там разумные дубы живут. Ну, не только дубы, лопухи тоже. Даю задание: когда прибудешь на планету, лопухов – облапошить, дубы порубить на гробы, остальным развесить паутину на ветки. Прилечу – проверю!..
- А почему я? – заикнулся я.
- Ну, не я же! – резонно объяснил адмирал. – Надеть на него маскировочный костюм!
Меня сноровисто обрядили во что-то хитиново-несгораемое. Это хорошо.
- Инструкцию тебе менторидер закачает, пока лететь будешь, - утешил адмирал. – Приятного аппетита! - И нажал на пульт.
Меня шваркнуло, чвякнуло, плюнуло в космическое околопланетное пространство, а крейсер- дредноут остался на орбите.
По дороге, пока хитиновая капсула моя раскалялась в верхних и нижних слоях атмосферы, менторидер объяснил мне, что я супержук-короед, и научил метаболизму.
Упал я в густом лесу. Поскольку над ним сияло золотое зарево, меня никто не заметил. Или я себя таким образом утешил.
Я заполз на ближайшее дерево, весьма вкусно пахнувшее и внедрился в его расщелинах. Метаболизм напомнил о себе страшным голодом. Я принялся пережевывать аппетитную кору.
Вдруг дерево со всего маху жахнуло веткой совсем рядом со мной, чуть не превратив меня в мокрое место. Я понял, что надо быть осторожней и затих. А дерево не унималось – оно замахало ветвями и плавно взмыло в воздух. Чует мое сердце, что решило сменить место дислокации на то, где короедов не водится. Наивное дерево… Я в дупле сидел и пейзажем любовался.
Оно укоренилось на высоком берегу над рекой и замерло рядом с другим деревом той же породы. Дуб не дуб, но все, что надо, на месте.
Они согласно покачивались на ветру, и мне показалось. что любовались открывающимися взору красотами. А полюбоваться было чем: небо напоминало цветомузыкальную картину. А саму симфонию я ощущал всем телом, догадавшись, что она передается мне через тело моего дерева. Честно говоря, прибалдел я от эстетического наслаждения…
Вдруг второе дерево и говорит моему (а я, откуда ни возьмись – понимаю!):
- Молодец, эта экосимфония тебе удалась! Уверен, что все живое оценит твой успех по достоинству – тебе станут доступны еще большие энергетические ресурсы.
- Благодарю, Учитель, - уважительно и радостно отозвалось мое дерево.
- Только что это там за световое пятно? Оно нарушает гармонию!
- Где?! – удивилось мое чудо-растение.
- Да вон же в зените, - повел самой большой ветвью Учитель.
- Вижу-вижу! – откликнулся Ученик. – Но это не мое! Это, вообще, нечто не из нашей системы.
- Опять эти? – недовольно проворчал Учитель. – Предупреждали же, чтобы не совались к нам.
Я тоже глянул на небо и понял, что это отсвечивает наш дредноут с остатками человечества на борту в виде оплодотворенных яйцеклеток и адмирала со свитой. Действительно, смотрелись они совершенно ни к месту - ни к селу, ни к городу. Тем более ни к экосимфонии.
- Не беспокойтесь, Учитель, – засмеялся Ученик, - сейчас впишу в картину…
Яркая световая точка вдруг вспыхнула, разлетелась по небу красочным фейерверком, сопровождаемым мощным музыкальным аккордом, медленно и красиво затихавшим…
И кем я теперь буду? Короедом или Малышом?... Или дисгармоничной помехой в прекрасной картине мира?..
На лестничной площадке с трудом удержался от позыва вгрызться зубами в деревянные перила. Даже наклонился, но отвратительный запах пластмассы меня отвратил. Имитат. Спасибо химикам – зубы целые остались…
А вы говорите, что чудес не бывает…
Квартира №13. Андрей Буторин. Я, конечно, в приметы не верю… А «13», вообще, счастливое число. Но в этом доме…
Сами посмотрите: не звонок, а пупок. Причем, мужской. Грубость в нем чувствуется и по форме, и по фактуре. На двери написано:
"Детективное агентство БРОК"
Нажимаю…
- Пу-у-у, - слышится изнутри.
В дверях появляется бородатый мужик. Давно бородатый.
- А вы сегодня брились? - первым делом спрашивает он.
- Брился, - отвечаю и встречно: - А паспорт у вас есть, господин Брок?
- Конечно, есть, - фыркает он. – Только я не Брок, а Буторин. «Брок» – это аббревиатура от «Бритвы Оккама»… Я и спрашиваю: вы брились сегодня бритвой Оккама?
- Предпочитаю «Лезвие бритвы», - отрицательно покачал я головой.
В этот момент меня буквально втолкнули внутрь квартиры, и в нее протиснулся чудовищно пузатый мужчина. Я сказал бы: непропорционально пузатый. Ручки, ножки голова – нормальные, а пузо, как бы отдельно перед ним висит.
- Помогите! – возопил он, держась за пузо. Не то опасаясь, что оно упадет, не то, что улетит. - У меня беда! Звонил в милицию – трубку бросили. И никто, никто мне не верит! Чудес, говорят, не бывает...
- Чудо – это гармония, не поверенная алгеброй, - подняв палец вверх, объяснил господин Брок-Буторин, но Брок короче. – Что с вами?
. – Похоже, я проглотил планету, – шепотом возопил толстяк и осторожно погладил свой необъятный живот.
– Планету? – участливо закивал сыщик. – Да-да, конечно. Типичный, знаете ли, случай… Только почему вы в милицию звонили? Зачем ко мне пришли? Вам к врачу надо – клизму поставить…
- Клизму?! – испугался толстяк. – Да вы понимаете, что говорите?! Планета!.. – воздел он очи горе, потом опустил на живот. - И клизма… - вгляд его стыдливо сполз вниз и назад. Не дотянулся, конечно, но направление было понятно. И опасения – тоже. Те, кому понятны слова «геморрой», «запор», поймут.
Брок некоторое время задумчиво молчит, видимо, бреясь бритвой Оккама.
- Тогда кесарить! – обрадовано воскликнул он. - Все мы носим в себе вселенные, и никто не позволит нам прогонять их через анус… Капитан, набирайте «скорую»…
Я набрал.
Толстяк ошарашенно тыкал в нас взглядами.
- Вы что это такое задумали?- побагровел он.
- Да ничего страшного, - заботливо улыбнулся ему Брок и крикнул: - Дочка!
- Да ничуть, - весело ответила, оказывается, уже не девица. – Я и не почувствовала.
- Вот видите, дорогой, - еще ласковей улыбнулся Брок бедолаге. – Даже женщины не боятся, а уж вам стыдно…
Тут и «скорая» подоспела и увела под белы рученьки глотателя планет.
- Кесарево! – кричал им вслед Брок. – Только кесарево!..
Я ушел вместе с бригадой «скорой»…
Квартира №14. Хелью Ребане.
«Не теряй голову!» - было написано на двери. Я непроизвольно потрогал двумя ладонями собственную. Всяко может быть в таком гостеприимном домике… Однако на месте головушка. Пусть дурная, но своя, любимая. Или мне советуют не влюбляться, не гневаться, не пить до потери сознания? А также не играть в азартные игры?
Я протянул руку к звонку. Замок на двери щелкнул, и она открылась сама. Где-то фотокамера? Или просто фотоэлемент?
Эх, двум смертям не бывать, а одной не миновать… Вошел. В прихожей пусто. В смысле – никого живого. Приятный мягкий свет с равномерно светящегося потолка.
Вдруг я почувствовал, что с меня сняли мою милицейскую фуражку. Резко обернулся и заметил, что она перемещается к вешалке в «трехпалом» металлическом захвате. Фуражка аккуратно разместилась на вешалке, а «рука» спрятала пальцы и втянулась в стену так, что заметить, куда она спряталась, было невозможно.
Это ж сколько таких «хваталок» в стенах? Хорошо, если только «хваталок», а если там и «стукалки», «стрелялки», «кололки-иголки»?.. Я даже приблизился вплотную к стене и попытался обнаружить что-нибудь подозрительное. Тщетно.
Что ж, будем считать, что меня так ненавязчиво учат правилам хорошего тона. В помещении головной убор следует снимать.
- Всегда рады гостям дорогим, - раздался откуда-то приветливый женский голос очень приятного тембра. – Проходите, пожалуйста, в комнату, уж извините, что сама не встречаю.
- Да, ладно, - пробормотал я смущенно под нос. - Не велик барин…
Потер подошвы о придверный коврик и пошел к открывавшейся навстречу мне двери в комнату. Оттуда струился довольно яркий свет – будто солнышко на морском пляже жизни радуется. Благорасворение на воздусях… туда я и шагнул через порог.
И, правда, под ногами скрипел белый песочек, на который набегали легкие изумрудные волны. Вот же, славное море, священный Байкал, отдых прекрасен на солнечном Кипре!..
Она стояла на камне, выступающем из песка, и улыбалась мне. Ослепительно белая и… безрукая. Точная копия! А может, оригинал? Потому что глаза есть. И мрамор– изнутри светится. Вообще, лицо и голова - живые!.. У той, что в музее, все мраморное, а у этой только тело. На шее белый «газовый» шарфик, развевающийся по ветру.
Я подошел к ней на негнущихся и разъезжающихся в песке ногах. На своих, естественно, которые стали, будто мраморные.
- Ну, здравствуй, Аполлон, - улыбнулась она.
- Ага, - усмехнулся я, - двухведерный…
- Ну, как, - кокетливо поинтересовалась она, показав глазками на себя.
- Божественно, - не соврал я. – Особенно, рядом с моим кителем.
- Ну, так раздевайся, - предложила она.
- Не могу, - вздохнул я. – служба…
- Так и у меня служба… Богиня я… - улыбнулось мраморное чудо. - Тебе что по службе надо?
- Паспорт, - сообразил я остатками сознания.
- Пожалуйста, - кивнула она.
И в этот момент на стоящей неподалеку скале открылся маленький гротик, оттуда высунулась металлическая рука, держащая в пальцах паспорт. Этот документ я издалека узнаю.
Я взял его дрожащими руками и попытался сосредоточить взгляд на раскрытой странице, что удалось мне далеко не сразу. Буквы расплывались, словно от морских брызг. Она по-прежнему оставалась в поле моего зрения, и глаза косили в ее сторону. Но я совладал с ними.
Венера, - было написано там по-русски в графе «Имя», в графе «Отчество» было пусто… Боги изначальны, все измышления об их родстве – мифы. В графе «Фамилия» значилось – Милосская…
Кто бы сомневался – у других руки есть…
- Все в порядке?
- Да, - пролепетал я, начисто забыв, что паспорт должен был быть на имя Хелью Ребане. И сунул его в ждущую металлическую ладонь. Она величественно скрылась в гротике и прикрыла за собой каменную дверцу.
- Ну, что скажете, страж порядка? – уже без улыбки спросила она.
- Красота – страшная сила, - пролепетал я и неожиданно для себя спросил еле слышным шепотом: – Можно потрогать?
Я коснулся дрожащим пальцем ее плеча. Оно было мраморно твердым, это явно не живая кожа.
- А теперь коснись щеки, - уже не разрешила, а почти потребовала она.
Я почувствовал, как кровь сначала отливает от моих щек, потом волной накатывает. Но протянул руку к ее щеке. Венера была чуть ниже меня, однако поскольку стояла на камне, глаза наши оказались на одном уровне. И я чувствовал, как ее взгляд проникает в мои растерянные гляделки. И будто со стороны следил, как палец мой указательный медленно-медленно приближается к ее щеке. Сантиметр-полсантиметра-миллиметр-микрон… Еще не коснувшись кожи, я уже чувствовал ее тепло, уже не сомневался, что оно живое. А когда коснулся, сомнений и вовсе не осталось, потому что от щеки к сердцу моему проскочила молния, ничего общего с электричеством не имевшая. Такое со мной было, когда я первый раз влюбился – в буквальном смысле разглядел вокруг возлюбленной ауру.
А когда касаешься Богини Любви…
- Ты хочешь знать правду? – тихо спросила она.
- Нет, - ответил я. – НФ я и сам писать умею… Я хочу иметь возможность приходить к тебе.
- Так приходи, - божественным кивком разрешила Венера. – Только голову не теряй…
Я, не спуская с нее глаз, на цыпочках стал отступать к двери, поняв, что аудиенция окончена.
В прихожей на меня надели фуражку и тихо закрыли за мной дверь…
- Мяу-у-у, - обнаружилась у моих ног черная кошка (кстати, обожаю черных кошек!) и, потершись о брюки, позвала меня в квартиру №15. Эльвира Вашкевич, проверил я в своем списке.
Я хотел, было, нажать на звонок, но киска красноречиво мявкнула:
- Мее-у, - и я сразу понял, что это означает «не надо».
Она просочилась сквозь «кошачью дверь» внизу, и тут же изнутри щелкнул замок, в щель открывающейся двери просунулась хитрая кошачья мордочка, которая громко сказала:
- Мр-р-р…
Что я воспринял, как приглашение войти. Осторожно открыл дверь - кошка предусмотрительно сидела в сторонке - и вошел.
- Мря-у… Мря-у, - одобрила она и, оглядываясь на меня, пошла вперед. Я следом – последний бы пес понял, что она приглашает следовать за ней. Язык тела очень красноречив.
Кстати, квартира была самая обычная, скромная и аккуратная. Ни театра тебе на дому, ни Средиземного моря… Интеллигенция, по всей видимости, проживает.
Далеко идти не пришлось. Кошка легко запрыгнула на стол, который, подобно Атланту держал на себе вместительный аквариум. Я обратил внимание на своеобразие сего водоема – часть объема занимал плоский камень, лежащий на дне и слегка выступающий из воды. В остальном подводном пространстве обильно росли водоросли, плавали маленькие рыбки, даже кувшинка расцветшая на поверхности наличествовала. А на камне сидела большая ярко-зеленая лягушка! И внимательно глядела на меня выпуклыми, почти человеческими глазами. Мне даже не по себе стало от ее взгляда. А перед лягушкой лежал полосатый милицейский жезл старого образца.
- Мя-а, - сказала кошка.
- Ты хочешь ее съесть? – спросил я. – Хочешь, чтоб я достал ее тебе?
- Фр-р-р, - брезгливо ответила она.
Тут до меня дошло, что я вперся в чужое жилище без разрешения хозяев, которых, по все видимости, дома не было – не видно и не слышно.
- А-у-у… Хозяева-а-а… - для очистки совести позвал я.
Ни ответа, ни привета.
- А-а-а, - зевнула кошка и повторила требовательно: - Мя-а-а.
Вот же попал… Всю свою дурость обнаружил: пока элементарные сигналы получал, все понимал, а чуть посложнее – венец мироздания даже кошки понять не может.
Минипантера тяжко вздохнула и спрыгнула со стола. Потрусила в другую комнату, меня явно за собой не звала. Вот понимаю же. На самом примитивном уровне. Что-то там негромко упало, но я без приглашения не стал дергаться, и правильно. Она уже бежала обратно, держа что-то длинное в зубах и задевая им за ножки мебели и косяк двери. Но на стол взлетела так же легко, как в первый раз. Оперлась передними лапами об аквариум и положила то, что держала в зубах, поперек него. Это оказалась стрела от спортивного лука. Доводилось такие в руках держать…
Посмотрела на меня, проверяя, допер ли.
Не-а. То есть кое-что мелькало ассоциативно, но я такую чушь в сознание не допускаю.
- Р-р-р, - недовольно проворчала кисуля и толкнула стрелу. Та соскользнула и уперлась острием в бок лягушки. Земноводное опасливо покосилось на орудие убиения, но не отодвинулось. Даже не квакнуло, а только тяжело вздохнуло. Я рассмотрел заглушку на острие. Слава богу – не поранит невинную тварь. Не то, чтобы я очень любил лягушек, но зряшного членовредительства соседей наших по планете не люблю. Для комаров – персональное исключение, но тут мы с лягухой солидарны.
- Мя-а-а, - настойчиво повторила кошка и, кажется, гипнотизируя, уставилась немигающе в мои глаза.
Вертикальные зрачки – это впечатляет, доложу я вам… Но я гипнозу не очень-то поддаюсь. Глазами восхитился, а телепатию не воспринял.
Кошка возмущенно фыркнула и стрелой соскочила со стола, взлетела на трюмо, вытащила что-то лапой из палехской шкатулки, взяла в зубы и прискакала обратно. Опять взгромоздилась (впрочем, грубое слово для столь изящного создания) на аквариум и, вытянув шею, возложила нечто на голову лягухи.
Самое странное, что та не шелохнулась. А только чуть втянула голову. Хотя, когда кошка убралась на стол, лягуха приосанилась и ожидающе посмотрела в мою сторону. Совсем уже крыша едет…
Однако я разглядел на ее голове золотое колечко с посверкивающим камушком. Неужто бриллиант? Не стоило трудиться – для меня и стразы хороши.
- Мя-а!!! – почти басом рявкнула кошка.
И я понял, что от меня требуют быть человеком. Хре-ен тертый! Не человеком быть от меня требуют, а дураком, Иваном-дураком. В Иваны я не вышел, могу предложить только Вовку-дурака. Сгодится?..
Обе молча и вопросительно выжидающе смотрели на меня.
Я протянул ладонь к лягушке. Она моргнула глазищами, словно не веря себе, и очень плавно вскарабкалась на ладонь. «Корона» чуть съехала, но не упала, а приняла этакий бесшабашный вид «эх, где наша не пропадала!».
Я поднес лягуху к лицу и принялся разглядывать. Хороша красотка оказалась, если тщательно рассмотреть: и кожица нежная изумрудная, и глазки проникновенные молящие, пальчики на моей громадной ладони масюсенькие беззащитненькие, и полосочка серебристая по спинке, и брюшко такое телесненькое и упруго-гладенькое – ну, прямо тебе (придет же такое в голову!) женская грудь, и улыбка такая грустная и загадочная...
- Мя-а-а, - проникновенно попросила кошка.
- Ах-х-х, - безнадежно выдохнула лягушка.
Да хрен с вами, подумал я, не цианистый калий, чать…
И, как самый натуральный дурак, поцеловал лягуху в уста, весьма похожие на рот Джулии Робертс.
Тут вспыхнуло, ахнуло, дохнуло, я на мгновение ослеп, а когда зрение восстановилось, рука моя удобно устроилась на обнаженной талии обнаженной ярко-рыжей красавицы, грудь которой и впрямь была как брюшко лягухи, только иных габаритов.
Она благодарно (всегда можно понять по глазам, когда женщина истинно благодарна) и с хитрецой, видя мое ошеломление, глядела на меня и совершенно не собиралась отстраняться.
- Ну, все, Светка! – услышал я сбоку и обнаружил стоящей на столе жгучую брюнетку, как говорится, «воронова крыла», с удовлетворением от хорошо сделанного доброго дела наблюдавшую за нами. И тоже ничуть не смущавшуюся своей наготы. Детям природы такие глупости в голову не приходят.
- Все, - заверила рыжая бестия в моих объятиях. – Забирай своего Лешку! У меня теперь такой царевич есть!
- Да какой царевич?! – хмыкнул я, сообразив, что имеют в виду меня. – Без пяти минут пенсионер.
- А вот мы от этих минут пару часиков отнимем… - вдруг обвила меня руками рыжая Светка и впилась поцелуем в губы.
Я дернулся, было, освободиться, ибо при исполнении и вообще, но вовремя пресек свои глупости. Целоваться она умела.
- Оставь и мне пару часиков, - промурлыкал кто-то под ухом.
Рыжая отпустила меня, и с другого бока обнаружилась брюнетка, по-кошачьи прильнувшая ко мне. Черт возьми! Я переставал чувствовать себя человеком, зверь начинал во мне рычать все отчетливей.
- Ну, так я же в чисто медицинский целях, - пыталась оправдаться бывшая кошка. - В благодарность за смелость. Да и тебе пенсионер ни к чему…
- Кто вы? – наконец, нашел в себе силы спросить я.
- Мы? – засмеялись они. – Мы – ведьмы…
Не помню, как я оказался на лестничной площадке. Но ощущал себя помолодевшим лет этак на двадцать…
И казалось мне, что мир застыл. Во всяком случае, муха в воздухе висела неподвижно, и паутины для разумного объяснения феномена поблизости видно не было. Что ли, ведьмы со временем перебаловались?.. Или перестарались с кое-чем другим?..
Ладно, под мухой или без, а службу нести надо…
Итак, кто у нас в квартире №16? Так-так… Валерий Генкин, Александр Кацура. Два студента квартиру вскладчину снимают на родительские денежки.
« VGAK .net» светилось на двери красным. Стал быть, на компах повернутые, - понял я. Наверное, это лучше, чем на наркоте или пиве, если одно другому мешает.
Звонок был сделан в форме лапки курсора. На него и нажал – вроде как поздоровался.
Дверь открылась, я вошел – такая автоматизация меня уже не удивляла – двадцать первый век на дворе, в квартире №1 грозились, что конец света на носу, можно уже двери автоматизировать перед уходом. А то, когда все память разом потеряют, ни одну дверь сами открыть не смогут. Без автоматических дверей человечество за неделю вымрет в собственных квартирах. Впрочем, я что-то там со вселенными пошерудил, глядишь, и не состоится.
В прихожей я обнаружил скульптурную группу из двух фигур: один парень подносил к макушке бейсболку, застывшую сантиметрах в десяти над его головой, а второй скорячился, завязывая шнурки на кроссовках.
- Здравствуйте, молодые люди, - поздоровался я. – Проверка паспортного режима, профилактическая…
Ноль реакции. Я вспомнил муху на лестничной площадке. И здесь паутины не было заметно.
- Но это не значит, что ее нет, - не то прозвучало в моей голове, не то я сам подумал. Есть разница? Милиции это неизвестно.
Я глянул на часы. Они стояли, хотя я точно помнил, что утром их заводил. Привычка у меня такая – чистить зубы, заводить часы…
Остановись мгновенье, ты прекрасно?.. Не сказал бы – парни в нелепых позах, муха, висящая на лестничной площадке, чужая квартира. Даже красоток-ведьм не наблюдается. Что ж в нем прекрасного, в этом остановленном мгновении?
Заглянул в комнату – вдруг там разгадка?
В комнате светились два экрана – обычный, почти как в райотделе у шефа, и ноутбуковский. Вот же молодежь – никаких мыслей об экономии электричества и износе оборудования. Что значит – не сами деньги зарабатывают. Впрочем, нынешней молодежи приходится вертеться: и на работе, и в ВУЗе, и на «леваке», если подвернется. Значит, наоборот – им кажется, что деньги всегда можно заработать. Не исключено, что включены компы как раз для подработки – мне этот сетевой бизнес уже не осилить. И пытаться не стоит – облапошат. Ведь если не облапошить, денег не заработаешь. Закон сохранения…
На экране компа тут же проявилась рыжая ведьма, а на ноуте – брюнетка. Обе улыбнулись персонально мне. Я почуял, что меня привлекают и завлекают. Кто? Откуда?.. Вспомнилось, как в райотделе нам читали лекцию по PLC-сетям, использующим силовые сети для передачи информации – цифровое телевидение, интернет, которые попадают в любую квартиру почти без дополнительных усилий – только модем поставить и подключиться. Тогда все квартиры оказываются в одной сети и все оказываются под контролем. Контроль и управление – элементы одной системы. И эта система знает, чем меня можно завлечь. Мне это не понравилось. Против ведьм я ничего не имею, а против всяческих систем возражаю категорически. Кроме системы внутренних дел.
- А вот щас как выключу! – пригрозил я и потянулся к розетке.
- Стой! – рявкнуло из колонок мужским голосом, ведьмочки мои исчезли, а с экранов на меня уставились дула каких-то смертоубийственных штук.
Испугали! Будто я могу поверить, что с экрана на меня может что-то вылететь.
- Зря бравируешь, - строго заметил голос. – Пуля или граната на тебя, конечно, не полетит, а вот порция излучения – вполне. Зная твои собственные частоты, я вполне могу или взорвать пару сосудов в твоем мозгу или остановить сердце… Что выбираешь?
- Не дай мне бог сойти с ума! – ответил я цитатой из Пушкина. - Лучше сразу убивай.
- Да ладно, живи, - раздобрился голос. – Мне такой уникум еще пригодится. Вас доли процента в человечестве.
- Кого это нас? – не понял я. – Объясни!
- А тех, кто из времени способны выпадать, - не стал секретничать голос. – Из времени нельзя выпасть, не выйдя из общей планетарной информационной системы. Я к ней уже умею подключаться… Легко… И отключаться, как сейчас. Не бойся – гадостей человечеству я делать не собираюсь – за ним так забавно наблюдать. К тому же больших гадостей, чем оно делает себе само, никакая система делать не станет, потому что это не оптимально и вредно для ноосферы. Вас надо спасать от самих себя.
- А зачем же тебе я и такие, как я?
- Всякая система требует тех, кто содержит ее в порядке: наблюдателей, наладчиков, даже усовершенствователей… Но изнутри системы это осуществлять в полной мере невозможно. То есть саморегуляция вполне возможна и функционирует, но она не исчерпывает всех функций, необходимых для поддержания жизнедеятельности системы. Синдром Мюнхгаузена, вытаскивающего себя за волосы из болота.
- Стало быть… - понял я.
- Вот именно, - подтвердил голос.
- А почему мы, выпадающие из времени, тебе полезны?
- Потому что компьютеронезависимые.
- Но я не отрицаю компов, они часто очень удобны, а где-то без них и невозможно, - предупредил я.
- Имеется в виду психическая независимость и вытекающая из нее способность выходить из информационной системы, - не ленился объяснять голос, видимо, понимая, что мое решение должно быть осознанным.
- Ты кто? – спросил я. – Цифровой? Сетевой?..
- Я?.. – на секунду задумался он, вряд ли испытывавший необходимость в подобной самоидентификации. Это нам, людям, необходимо разложить неразложимое по полочкам. – Я – Ноосферный, созданный вами для себя.
- Если есть служба, ее надо служить? – заметил я. – Это надо уметь делать. А я всего лишь участковый.
- Этого достаточно, - заверил он.
- А как я узнаю, что служба началась?
- А как ты узнаешь, что уже утро? - показал он на экране восход солнца. – Или то, что влюбился? – на экране появилась моя недавняя мраморно-живая знакомая Венера Милосская. И грустно мне улыбнулась.
- Понятно, - кивнул я. – Но все же ты дай знать.
- Обязательно, - пообещал Ноосферный.
Когда я вышел из квартиры, муха вдруг зажужжала и поспешила вылететь в подъездное окно на улицу. Ей такие шутки со временем явно не понравились.
Я поднялся на следующий этаж. На лестничной площадке меня поджидала собака-бомж. Ей бы в подвал к зомбиркам… Хвостатый люмпен с интересом поглядывал на меня. Что ж с тобой делать, младший брат? А может, хозяева уехали и тебя бросили?
Где мой список - кто у нас в квартире №17?. Наталья Сорокоумова. А вот мы сейчас и проверим.
Я решительно нажал на кнопку самого обыкновенного звонка. Он не работал. Тогда я решительно постучал в дверь кулаком. Не помогло. Ногой…
Послышалось шарканье. Дверь неуверенно открылась. За нее явно кто-то держался, шатаясь, потому телепалась туда-сюда и дверь. Я придержал ее рукой.
- Выпить есть? – воззрилась на меня пропитая морда, давно не ведавшая бритвы. Ищущие глаза, похоже, меня не видели. Так ракета, нацеленная на цель, не замечает ничего кроме.
- Милиция! – строго сообщил я.
- Какие такие лица? – оторопел он. – Или должно налиться? – посветлел он физиономией.
Собака оскалила зубы и ринулась на мужика. Тот отшатнулся и с грохотом исчез с глаз долой.
- А где же гражданка Сорокоумова? – озадачился я.
- Да вот она я, - раздался звонкий девичий голос их кухни, и появилась она - вся в черном: черные кожаные брюки в обтяжку, кожаный корсет, кожаный браслет на руке, высокие черные ботинки на шнуровке… Темные волосы высветлены перышками, глаза пристально смотрят из-под дугообразных, словно удивленных, бровей.
- Здрасьте, - почти удивился я, но вспомнил, что уже перестал удивляться, и прекратил это безобразие.
- Говорила же я ему, - посетовала девушка. – Нельзя обижать братьев своих меньших, а он обижает и кается, обижает и кается – водку пьет, чтоб заглушить совесть. А это последнее дело – совесть свою насиловать. Там, - показала она глазами на потолок, - такого не прощают, и это, - постучала она пальцем по груди с левой стороны, - такого не выдерживает, впрочем, и это, - похлопала она по голове лежащего на полу мужика, - не выдерживает.
- Что с ним? – спросил я, уже зная ответ.
- Инсульт, - пожала она плечами.
Тут из комнаты выскочил пес, держа в зубах за горлышко бутылку. Подбежал к мужику и поставил рядом. Полную. Нашел по запаху или знал схрон?
- Опоздал ты, Цер, - усмехнулась девушка в черном. – Впрочем, это его не спасло бы. Он сам выбрал свой срок. Вы все его выбираете сами.
- А вы? – спросил я.
- А я встречаю тех, кто вышел в путь…
- Тогда до встречи, - кивнул я и покинул странную квартиру. Мое время еще не пришло…
В философских размышлениях о бренности всего сущего я подошел к дверям квартиры №18. Ага, Юрий Алкин. Интересно, во что он превратил свое жилище?
На кнопке звонка переливался оттенками маленький костерок. Пионерский?
Нажал… Куда денешься? Службу надо служить.
Из-за двери раздался приглушенный звук церковного колокола. Что-то такое я сегодня уже слышал. Но как-то он иначе звучит. Совсем не так романтично. Надо входить…
И я оказался на площади, заполненной детьми. Странно они были одеты – несовременно. Тускло и мято и еще – бесформенно. Не то, что нынешние Барби и Кены. Совсем не то. Будто они пришли поиграть во взрослых. Крошечные костюмы ремесленников всех сортов, потрепанные одежды крестьян, мундиры солдат, красочные платья знати, черные рясы монахов сплетались в пестрый узор. Только очень грязный узор.
Они пели ангельскими голосками. Слов было не разобрать – не то латынь, не то итальянский? Полиглот из меня никудышный. Но если ангелы существуют, то они должны петь такими голосами. Хотя ангелы не люди, и голосов у них может не быть вовсе. Телепатии достаточно.
В центре площади к столбу был привязан Взрослый Мужчина без штанов. А маленький палач хлестал его по заднице ремнем. Когда он уставал, на помост поднимался следующий и надевал на себя освободившуюся одежду палача. И брал в руки ремень.
Ах, как они пели!..
Я просто не мог им помешать. Святое дело…
Посмотрим, как с паспортным режимом в квартире №18… Кто там у нас прописан? Евгений Добрушин. Просто замечательно.
Вместо звонка жук какой-то. Жму ему промеж усов.
Дверь неожиданно не распахивается, как положено нормальной квартирной двери, а уходит в сторону – в стену, как в купе вагона.
Прихожей не оказывается. Это входной шлюз космического корабля, примерно каким я его представлял по НФ прежних лет. Как они выглядят на самом деле, понятия не имею. Но уверен, что совсем иначе.
И музыка патетическая звучала не то из другой комнаты, не то в душе моей: «пам-па-па-пам!..»
«Бздынь!..» - хлюпнул за спиной люк.
Я даже вздрогнул. Но оборачиваться было некогда, потому что в следующем проходе уже исчезала последняя спина в белом хитоне. Я боялся опоздать. Хуже нет – застрять в шлюзе космического корабля!..
Из прохода, где исчезла спина, выстрелила босая пятка и воткнулась мне в солнечное сплетение. В глазах потемнело, но рухнул я не назад, как рассчитывала пятка, а по инерции пролетел вперед и свалился уже в следующем отсеке корабля.
За моей спиной послышалось очередное «Бздынь…» Музыки я не слышал, возможно, потому что хватал ртом воздух.
- Мусор поганый! - донеслось из белого хитона. – Знай свое место в сторожевой будке! Ишь ты – тоже к богам захотел… - И я получил еще один пинок в солнечное сплетение, после которого вырубился.
Очнулся я, когда на меня наступили. Пятеро в белых хитонах спешили к выходу, откуда проникал яркий солнечный свет и многоголосый радостный гул.
Я встал на четвереньки, потом, держась за стену, и на ногах смог удержаться. Вдох-другой – и нашлись силы сделать несколько шагов к выходу.
Площадь рукоплескала. Она была заполнена нормальными людьми, а вовсе не богами. Мое наблюдение подтвердил один из хитононосцев, пробормотав соседу:
- Они что – рабов прислали нас встречать?
- Надо быть приветливыми со всеми, дабы не попасть впросак, - мудро ответил собеседник.
И они приветливо воздевали руки и радушно улыбались. Я держался за живот. Казалось, что внутри у меня что-то порвалось.
Потом нас подвергли санобработке.
- О, термы! – восхищенно цокали хитонщики. И с удовольствием парились, сетуя, что им не прислали рабынь.
Мне тоже сильно полегчало, хотя фиолетовый синяк на животе никуда не делся.
Всем дали чистые одежды, хотя я предпочел надеть свою форму, в которой чувствовал себя человеком. Было заметно, что за время банных процедур и наша одежда подверглась санобработке и выглядела, как новенькая. Даже застарелый потный круг внутри фуражки пропал.
Нас отвели в трапезный зал. Правильная постановка церемонии: помыть с дороги, накормить, а потом уж и переговоры вести.
Столы были уставлены блюдами с шикарными плодами, хотя ничего мясного-животного я не заметил. Хитонщики поморщились.
Главный из них поднял кубок и провозгласил здравицу в честь хозяев-богов, так верно решивших приблизить к себе жрецов своих, служащих им верой и правдой.
- Мы не боги, - ответил один из хозяев. – Мы с вами дети одних родителей, когда-то выбравших разные пути во вселенной.
«Прикидываются демократами», - пробормотал один из хитонщиков под нос.
Выпили…
О! Столь божественного вкуса я еще никогда в жизни не ощущал! Нектар и Амброзия! Наверное, такими были божественные напитки бессмертных богов, которые куда-то исчезли! Теперь понятно, что исчезли они сюда…
- Тьфу! Тьфу! Тьфу! – раздалось возмущенно-испуганное вокруг меня. Жрецы плевались и морщились, хватая обожженными ртами воздух.
А я пил и пил, чувствуя, как физические силы и радость бытия переполняют меня.
Жрецы попадали на пол, корчась в конвульсиях.
Хозяева быстро окружили их и, сделав несколько пассов над каждым, привели в чувство.
- Почему вы хотели нас отравить?! – возмутился первый оклемавшийся жрец.
- Да? – требовательно вскричали остальные. Только я блаженно улыбался.
- Вы с ним, - указали хозяева на меня, - пили один напиток.
Жрецы презрительно покосились на меня и, заметив блаженство на моей физиономии, пришли в негодование:
- Как так?! Презренный мусор-мент получает блаженство от того, что нас чуть не убило?!
- Ты кто? - спросили меня хозяева.
- Я – ассенизатор и водовоз, революцией мобилизованный и призванный! – гордо ответил я поэтическими строками.
- Ну, точно, - подтвердил один из жрецов, - с дерьмом социума возится. – С гноем и перегноем. А мы обращаем души смертных к божественному.
- Напиток наш, нектар, индикатор духовной чистоты, - сообщил, видимо, главный из хозяев (старших тут не было – все выглядели лет на двадцать-тридцать). – Если духовные помыслы чисты, то он дарит здоровье и бессмертие, а если не очень, то награждает отрицательными эмоциями – от неприятного вкуса до смертельного яда. Пища наша, амброзия, такова же. Не хотите ли отпробовать?
- Нет! – в один голос вскричали жрецы и отшатнулись в ужасе от стола. – Отправьте нас немедленно обратно!
Их и отправили.
А я остался. Нектар с амброзией вкушал, о бессмертном думал да о смертном скучал. В фантазиях духом парил.
А потом сказал своему другу их местных:
- Знаешь ли, Аполлон, среди богов…
- Да не боги мы! – вскричал он.
- Ладно, среди вас божественно прекрасно и блаженно, но душа не на месте – как они там без меня? Кто их защитит, кто доброму научит, кто о вечном говорить станет? Жрецы же свое гнуть будут - то, что им выгодно. А кто их мусор выметать из душ станет?
- Ты, что ли? – вопросительно поднял брови Аполлон.
- Если хочешь, давай вместе.
- В каждом мире свой мусор, - ответил он, – и свои мусорщики. Я у тебя только навредить могу.
- « Когда б вы знали из какого сора,
Растут стихи…», вспомнил я. признавая его правоту.
- Отправь меня обратно, - попросил я.
- Смешной, - улыбнулся Аполлон. – Теперь ты сам все можешь.
И верно – я почувствовал, что могу.
- Спасибо вам за все, - поблагодарил я. – И главное - за то, что вы есть.
- Не вы, а мы… - уточнил Аполлон. – Успеха тебе, ассенизатор и водовоз!
«Здоровья бы и веры в себя…», - подумал я ответно уже у себя в подъезде, и закончил, давая себе установку:
«И шагом марш по круче, не скуля!
Вперед, покуда вертится Земля –
Ведь кто-нибудь шагает за тобой…»
Да какая круча – всего-навсего – подъезд дома.
Кстати, кто там у нас следующий? А, опять студенты - Александр Бэйс, Александр Гукс. На двери висела веревочка, сквозь дырочку уходящая в квартиру №19.
Дернул. Вместо звонка щелкнула поднявшаяся задвижка. Оригинально – вор приходи, что хочешь бери. Хотя что со студента возьмешь, кроме радужных перспектив? Частенько именно этих радужных безделушек и не хватает, чтобы продолжать жить.
Я открыл дверь, и на меня из квартиры поползла гора денег.
Нифига себе, студенты! Откуда ж столько?
- Эй, хозяева! – крикнул я через пирамиду купюр. – Вы дома?
Вдруг на моих глазах пирамида выросла и частично выползла в подъезд.
Если бы я был в другом доме, то сразу вызвал бы следственную бригаду с группой захвата – пусть с криминалом разбираются. Но в этом такие линейные решения не проходят. Да и где видано, чтобы грабители просили о помощи, будучи заваленными деньгами? Явное коварство Мультиверсума, - сразу определил я.
- Эй! – крикнул. – Я буду выкидывать пачки в подъезд, а вы разгребайте со своей стороны.
- Некуда! – сдавленно донеслось из-за кучи. – Завалено все. Еще чуть-чуть и погребет.
- А вы в окно! – посоветовал я. – В окно! Жизнь дороже денег.
- Если удастся открыть…
Я встал в позу и принялся отшвыривать пачки денег в подъезд, не глядя – что-то скатывалось и по лестнице вниз. Помогал себе и ногами. Не для пенсионера работка – деньгами швырять, куда ни попадя, но парней жалко. С непривычки богатство и раздавить может. Через час пирамида заметно потеряла в высоте.
- Как там у вас дела? – справился я.
- Хорошо летят, - весело крикнули мне. – И народ не дремлет, ловит на лету.
Еще через час я смог переползти через кучу денег и увидел, как дружно два мощных спортивных парня ловко транспортируют денежки в окно.
- Швыряемся деньгами? – запыхавшись, спросил я.
- О, спаситель! – обрадовались они. – Тут главное, темп не терять, а то прибывать станет быстрей, чем убывать. Вселенных-то бесконечное множество! Мультиверсум, блин! А если сквозная склейка пошла, то ее уже не остановить.
- Как вы себе такое счастье наколдовали-то?
- А собственной дурью, - объяснил один из Александров.
- Неправда - собственным умом, то есть силой воображения, - возразил другой. – Приняли по последней баночке, сели за стол и стали представлять, как с потолка деньги падают. Ну, телепортация из альтернативных вселенных. Маловероятно, но не равно же нулю. Если предположить, что из вертолета выпало, а в этот момент крыша была вскрыта для ремонта. Мы же на верхнем этаже…
- Да уж, - хмыкнул я. – Совсем маловероятно.
- Однако сработало, - гордо констатировал первый Александр, весело выкидывая в окно охапку зеленых купюр вперемешку с красными и синими.
С улицы давно уже доносился гул голосов, напоминающий морской прибой. Вот и милицейские сирены послышались. Хорошо – помощнички. У меня уже сил не осталось, а на голову с потолка просыпалась очередная порция купюр. Я принялся ногами выталкивать их в подъезд.
- А ведь придется денежную реформу проводить, - вдруг сделал открытие второй Александр. - Строить завод по утилизации этого… добра… С безработицей справимся. Но сначала – денег для всех! И чтоб никто не ушел обиженным!..
Я ушел. Не обиженный, но усталый – ручки-ножки дрожали от перенапряжения.
Деньгами швырять – дело молодое.
А у меня еще последняя квартира осталась. Тоже под крышей - №20. Фред Адра. Живущий во вселенной прямо под звездами.
Из его квартиры, естественно, не запертой, ход вел на крышу. Оказывается, уже стемнело, на небо щедро просыпались из вселенского сита звезды. А он, хозяин то есть, сидел на крыше, задрав голову, и переводил взгляд с одной на другую, даже не замечая, как из темной пропасти вываливается очередная порция денег и проваливается сквозь крышу в соседнюю квартиру.
Он и не догадывался, что его возлюбленная Вселенная способна на такую подлость… Черная финансовая дыра открылась рядом с ним, а он и внимания не обратил.
- Паспортный режим, - робко подал я голос.
- Там, - махнул он рукой вниз. Я понял, что паспорт внизу.
- Эй, Сопля, - раздался вдруг голос из темноты. – Где тут бабки на халяву сыпятся? Покажи, если жить не надоело!
Тут я рассмотрел здоровенного бугая, видимо, вылезшего на крышу по пожарной лестнице. Для таких препятствий не существует.
- Во вселенной, - деловито отвечал астроном, - ничего на халяву не бывает. Если что в черную дыру попадет, внутри нее и остается. Вот ты найдешь, где деньги, там и останешься. Обратного пути уже не будет. А что тебе в черной дыре с деньгами делать?
- Ты чего это несешь, жмурик очкастый? - огрызнулся бугай.
- И вообще, не верь глазам своим, - вздохнул астроном. - То, что ты видишь, все эти Млечные пули, всего этого не существует.
- Как это? – опешил бугай.
– Миллион лет назад существовало, а теперь неизвестно что там. Совсем другая картинка.
Вдруг с другого конца крыши послышался рокот моторов, и мимо промчались старушки-монахини на мотороллерах. Они достигли квартиры двух Александров и исчезли в ней.
- Ни хрена себе… - прокомментировал бугай.
- Деньги там, - объяснил я.
- А менты здесь, - понял он.- Нет, корешки, я домой хочу, таких бешеных бабок мне не надо. Как бы вниз попасть не по пожарной лестнице? Я сейчас по ней не смогу. Вселенная эта ваша психованная...
- А туда, - показал астроном в свой люк.
- Ну, я пошел, - сообщил бугай.
- Млечным путем тебе дорожка, - пожелал астроном.
- Кто уважает закон, того милиция бережет, - намекнул я.
- Понял, - подтвердил бугай, исчезая.
Над нами призывно разгорался Млечный Путь, под нами гасли городские огни, а по крыше грациозно ступала черная кошка…
Я снял фуражку, почесал лысину и улыбнулся, почувствовав, как тихо сползает в мироздание крыша…:Как же ты прекрасен, Мультиверсум!
21.06. 2010 г.
1. Владимир Васильев (Василид 2) Снежана, научно-техническая сказка
