(Окончание)

Наверное как предмет научных исследований я должна была бы вести хронику своего уменьшения со скрупулезной дотошностью: час за часом, день за днем. Но поскольку исследуются не только мои габариты (за ними следят приборы), а и психические изменения, я обязана, по мере своих возможностей, углубляться и в состояние своей психики. А эти экскурсы никак не совмещаются с реальным временем.. К тому же, если психика стабильна изо дня в день, зачем как магнитофону писать одно и то же. Поворотные точки, вехи на пути – вот что требуется от меня. И достоверность. На том и стоим.

Это я оправдываюсь за временные пробелы в своем повествовании и вызванные ими сюжетные лакуны. Заинтересованный Читатель может посетовать на то, что я опустила “пробуждение Зевса”, его реакцию на букет и соответствующие “оргвыводы”. Предоставляю Читателю поставить себя на место Зевса. А я, если потеряю бдительность, может быть, где-нибудь между строк и проговорюсь о том, как было на самом деле. Но сейчас не хочу. И это тоже штрих к моему автопортрету…

А “оргвыводов” не было. Мы с удовольствием вместе работали, как прежде, но больше это не “обмывали”. Будни… Букет, конечно, завял вскоре. Но я регулярно его обновляла, насилуя свою несчастную природу. И Зевс понимал меня без слов.

Спали мы вместе. Я не могла лишить его этой иллюзии. Он вел себя достойно. Хотя в подобной ситуации очень сложно определить, что значит “достойно”. Скажем так: он был терпелив, нежен и корректен. И ему не понадобилось растолковывать символическое значение букета…

Я понимала, что веду себя, как дура. Но по-другому не могла. Наверное, срабатывал инстинкт сохранения чего-то, что трудно сформулировать при моих убогих литературных способностях. Перед Вами не повесть, а история болезни.

Однако достаточно реверансов. К делу!…

Динамику моего уменьшения проследить оказалось совсем просто. Даже без подсказки чутких приборов. “Радужка” на стеклянной стене с каждым днем становилась все выше. В этом переходном пространстве между мирами не было никаких иллюзий, голограмм, фантограмм и прочих ухищрений для самообмана.

И когда “радужка” оказалась на уровне моих глаз и, не мигая, заглянула куда-то вглубь меня, я поняла, что опять пора. Скоро я не смогу дотянуться до нее и тогда… А что тогда? Тогда мне придется уменьшаться в этом закутке между мирами до тех пор, пока разрешающая способность техники не окажется бессильной поддерживать иллюзию моего существования. И блестящий эксперимент моего любимого гения закончится.

Но я думала не только о нем. Мне тоже было любопытно, что же дальше? Где предел?..

Из очередного ночного путешествия по временам года я принесла осенний букет. Желтые и красные листья, сухие колосья и травы. Проснувшись, мой грустный Зевс вопросительно посмотрел на меня. Конечно, мне было его жаль, но не думаю, что я слишком замучила его. Мое пребывание в этом мире длилось не более двух недель. В нашем возрасте нормальны перерывы и подольше. Другое дело, что это были не обычные недели, а одни из последних наших недель.

- Не кажется ли тебе, что мы слишком эгоистичны? – ответила я вопросом на его взгляд.

- Что ты имеешь в виду? - пожал он плечами, спустив ноги на пол и обмотавшись простыней на греко-римский манер. И действительно, стал очень похож на неумытого спросонья Зевса.

- Нашего сына, - объяснила я.

- Мы же от него не отворачивались!

- Ты уверен? Особенно, в последние месяцы…

- Но мы не запрещаем ему приезжать. Сам не хочет.

- Не запрещаем, но и не зовем… Ты уверен, что он не догадывается о происходящем?

- Нет, не уверен..

- А если так, то, скорей всего, он сейчас прислушивается не к голосу сердца, а к тем общепринятым этическим нормам, которые запрещают детям присутствовать при уменьшении родителей.

- Не запрещают, а не рекомендуют… Бывают случаи, когда больше некому присутствовать или нет возможности не присутствовать, - уточнил мой аккуратный и добавил: - И, мне кажется, эти нормы не совсем лишены смысла.

- Возможно, - ответила я, сомневаясь. - Только почему-то меня до сих пор мучает совесть оттого, что я не была рядом с мамой. Обманывала сама себя, будто не знаю, что происходит.

- Но согласись, что присутствие детей не совсем деликатно, с одной стороны, и может оказаться слишком тяжелым испытанием для психики – с другой. И вообще, с момента появления детей, жизнь родителей практически полностью принадлежит им. Не справедливо ли, что период прощания всецело принадлежит родителям, то есть супругам?..

- Наверное, справедливо, но эгоистично… Ведь навсегда разлучаются не только супруги, но и дети с родителями. А мой случай, твоими стараниями, вообще, из ряда вон!… И если, как ты надеешься, когда-нибудь и ты последуешь за мной, то должен быть кто-то, кому мы можем доверить обеспечение нашего эксперимента. И оставить ему возможность повторить его… Ты сделал гениальную систему и знаешь, что подарить ее человечеству тебе не позволят, ибо она разрушает устои. Но неужели ты не хочешь, чтобы наш сын обладал ею? Ты подаришь ему право выбора. Это нелегкая ноша, однако она увеличивает степень свободы. Не есть ли наш родительский долг сделать сына более свободным, ежели это в наших возможностях?

- Наверное, ты права, - серьезно согласился мой супруг, - только я не уверен, чего в этом даре больше: бремени или свободы. Но это уже ему решать – принимать ли от нас столь сомнительный дар. К тому же, существует еще одна непререкаемая этическая норма: “Желание уходящего – закон!”

- Я не хочу использовать эту этическую норму. По-моему, она не совсем этична.

- Значит, забудем о ней и будем действовать, исходя из нашего обоюдного согласия, – постановил мой уступчивый.

Он тут же взял телефон и набрал код сына.

- Папа? – голос сына звучал не очень громко, но я услышала в его вопросе тревогу. Конечно же, он чувствовал, что происходит в этом доме!

- Привет, наследник! Как твоя “no problem”?

- Как всегда, проблем куча, но ни одной серьезной.

- Мы с мамой хотели бы тебя видеть. Есть возможность?

- Конечно! – возопил сын так, что стало слышно сразу во всех мирах, имевшихся у нас в наличии. – Скоро буду! – И отключился.

Ну, что ж, назад дороги нет… Не знаю, разумно ли поступаю, но так подсказывает мне любовь. Или мой эгоизм?… Все! Рефлексии побоку. Я люблю сына и хочу его видеть. А, как сказал мой разумный, желание уходящего – закон. И не только я этого хочу, но и сын. Я это услышала!

Мой творец ободряюще улыбнулся мне. Мол, не бойся, не крокодил к нам спешит, а сын родной. А я и не боюсь. Крокодилы мне уже не страшны. Мне никто не страшен, кроме самой себя.

Ближе к вечеру сын постучал в двери нашего дома. К сожалению, встретить его на крыльце дома я уже не могла. Постучал чисто символически, предупреждая, и тут же влетел внутрь. Раньше он не стучался, а просто влетал. Тревога в его глазах молниеносно сменилась ошеломлением. Я попробовала взглянуть на нашу парочку его глазами и невольно усмехнулась. Видок у нас был еще тот - хоть сейчас к алтарю. На мне – длинное белое платье с жемчужным переливом и все причитающиеся к нему аксессуары, прическа типа “ниагарский водопад”, а на муже – смокинг цвета ночного неба и белая рубаха – в общем, он был неотразим.

- У вас что – годовщина свадьбы? – спросил сын.

Мы стали судорожно перебирать в уме даты.

- Черт, забыл! – получил он верный результат чуть раньше нас.

Действительно, сегодня имела место быть именно таковая годовщина.

- Не расстраивайся, - успокоил его отец, - мы сами забыли.

- А это? – указал он на наши наряды.

- Ну, теперь для нас каждая встреча с тобой – праздник. Это не упрек, а констатация, - предупредил он оправдательный монолог сына. - Объяснений не требуется.

- Предупредили бы, а то я не совсем в стиле момента, - посетовал сын.

Он был одет по вечно демократично-спортивной молодежной моде, но не без изящества. Наша семейная склонность к аристократизму чувствовалась в его облике.

- Стиль этого момента диктуешь ты, - заметила я.

- Ну уж нет, - отмахнулся он. – Ваш день! Завидую! Раз! Поздравляю! Два! Отец!.. – обнял он моего Зевса, стоящего к нему ближе. – Мама!…

Я так соскучилась, что обвила его обеими руками и прижалась к рельефно-мускулистой груди, но вдруг почувствовала напряженную тишину вокруг. Чуть отстранилась и увидела, как сын с безотчетным ужасом наблюдает за своей левой рукой, проходящей сквозь мое тело. Правая рука оцепенела на уровне моего плеча.

Бедняжка! Его никто не научил правилам общения с субъектами иного мира. С призраками – по общим понятиям.

- Мама? – повторил он уже вопросительно-дрожащим голосом. Надо отдать должное его самообладанию –не отшатнулся.

- Не бойся, - попыталась я успокоить его, сделав шаг назад, чтобы мой вполне натуральный зрительный образ помог ему справиться с замешательством. Лицо его было белее рубашки отца.

- А он и не боится, только немного растерялся, - поддержал его старший мужчина.

- Уж признайся себе и нам, что направляясь сюда, вообще, не чаял меня увидеть… Так не лучше ли ожидаемого то, что перед тобой?

- Не-несравненно лучше, - нашел в себе силы произнести хоть что-то мой мужественный мальчик.

- Но я же предупреждал: “мы с мамой”, - напомнил глава семьи.

- Ладно, - прервала я выяснения. – Уверяю тебя, сынок, что я не призрак, а если чуть-чуть и призрак, то совсем не опасный. И клянусь всем своим призрачным бытием, что не увлеку тебя коварно за собой в потусторонний мир… А посему иди приведи себя в порядок с дороги. Надеюсь, что нас ждет достаточно приятный и интересный семейный вечер.

- При свечах? – улыбнулся еще не справившийся с бледностью сын.

- Ну, если вечер с привидениями, то как же можно без свечей! – пообещала я. – При свечах, при камине, в сопровождении готической музыки.

- Отлично! – уже порозовел он. – Я быстро.

- Можешь не торопиться, у нас еще есть время, - сказала я вдогонку.

- Нет уж, нет уж! – обернулся сын. – Иначе я помру от любопытства. И папа будет иметь два привидения в один вечер.

- Тьфу ты! Типун тебе на язык! Брысь! – возмутился отец.

Сын скрылся в своей комнате, которая всегда его ждала в этом доме.

Мы с мужем посмотрели друг на друга и одновременно вздохнули.

- Нормальная реакция, - оценил он сына. - Но мог бы и не бледнеть, как кисейная барышня.

- На фантофилию способны только такие психи, как ты, - покачала я головой. – Не требуй от нашего сына шизофренических реакций.

- При желании можно доказать, что любая “филия” есть фантофилия, и шизофрениками окажутся все, кто способен что-то любить… Или параноиками.

- Ладно, обойдемся без доказательств, - прервала я мужа. При нервном возбуждении он склонен к излишним словоизвержениям, а сие небезопасно для окружающих. – Он так похож на тебя молодого!

- И на тебя!

- Не больше, чем мужчина может быть похож на женщину. Внешне он - ты.

- А глаза твои… И зубы.

- А улыбка твоя… Неотразимая.

- Жаль, что у нас нет девочки, - вдруг посетовал муж.

- Я же не могла, - напомнила я о своей болезни, хотя была уверена, что он не забыл.

- Я не в укор…

Понятно, что не в укор. Просто жаль человеку, что в жизни что-то безвозвратно не получилось… Впрочем, почему безвозвратно? Когда я исчезну, он может родить дочку с другой женщиной… Хотя, боюсь, этот вариант не для моего фантофила. Но я ничего не имела бы против. Каждому миру свое. Особенно, если ему не дано последовать за мной…

За разговорами мы закончили сервировку стола блюдами, ожидавшими в холодильнике.

- А вот и я! – возвестил появившийся в дверях сын. Он сиял, как хрустальная люстра. Весь в белом – фрак, туфли, брюки… Он явно принял мои цвета… Спасибо за солидарность.

- - Ну, давай сюда, - призвал отец и поставил сына рядом со мной. – Отлично смотритесь!.. - Достал из тумбочки фотоаппарат и, сфотографировав нас, тут же вручил снимок. Действительно, смотрелись неплохо. О! Где мои годы? Растеряла при переходе из мира в мир?..

- Иди к нам, - позвали мы с сыном.

Муж установил камеру и присоединился к теплой компании. Щелчок. Снимок готов. Втроем мы смотрелись еще лучше. На мой взгляд.

- Групповой портрет с приведением, - мрачно пошутила я.

- Никак нет, - поправил сын, - с ангелом.

Похоже, он совсем уже примирился с моим призрачным существованием. По крайней мере, вполне себя контролировал. Хотя, все же, старался не касаться.

- Вынужден вас огорчить, - уточним мой педантичный, - ни те, ни другие не могут быть сфотографированы… - И многозначительно посмотрел на нас.

- Итак, прошу к столу, - пригласила я. – И ты сможешь убедиться, что ангелы не дураки вкусно покушать.

- А чем, кстати, сегодня кормят? – заинтересовался сын. – Я нынче только завтракал.

- А ты откуда, собственно. добирался? – поинтересовалась я.

- Из города, из нашей квартиры. Я давно там.

- И не появлялся? – удивилась я.

- Так ведь не звали…

Хотелось сказать с каких это пор тебе требуется особое приглашение, но удержалась, поняв, что это было бы нечестно по отношению к нему… Я только со значением посмотрела на мужа. Мол, а я что говорила – ждал особого приглашения. Все чувствовал. Не смел нарушить нашего уединения…

- Вот сейчас и попробуем, чем в этом доме кормят, – пригласила я мужчин к столу. Муж разлил по бокалам “фирменное” шампанское – натуральная наливка из местных лесных ягод (ягоды-сахар-солнце и никаких посторонних спиртов) с добавлением экстрактов местных же лекарственных трав, которые муж получал на собственноручно изготовленной экстракционной установке плюс газирование по какой-то специальной технологии, к тайне каковой меня не допускали. Но основная часть, собственно наливка, моих рук дело.

Итак, муж наполнил бокалы. При свете свечей они смотрелись вполне благородно и загадочно. Впрочем, и на солнце напиток был весьма недурен собой.

- Шампанское “Леший”, - беззлобно хмыкнул сын. – Между прочим, могли бы и патент на технологию получить. Отличный бизнес.

- Эликсир “Эльф”, - поправил отец. – А бизнесом мог бы и сам заняться, если есть интерес.

- Тост! – потребовала я.

- Сей момент, - кивнул хозяин стола. – Я предлагаю тост за любовь, которая не позволила нам разлучиться, то есть потерять связь, в какой бы мир нас не забросило судьбой.

- Красиво, - признался сын. – А что, есть другие миры?

- Теперь есть! И прошу выпить без вопросов.

- А хороший “Леший”!.. То есть, извиняюсь, “Эльф”, - признал сын, опуская бокал. – Слушайте, откуда эти цветы?! – заметил он, наконец, в центре стола мой “летний” букет (осенний стоял в спальне). – Отцвели уж давно хризантемы в саду! Снег на дворе!..

- Мой подарок, - объяснила я. – От нашего стола вашему столу.

- Ничего не понимаю, - признался сын.

- Тогда ешь, - кивнула я. – На голодный желудок и не поймешь.

Вопросов больше сын не задавал, но явно, хотя ему казалось, что тайно, наблюдал за мной. Как и что я ем, пью, как двигаюсь, касаюсь предметов.

- Мам, передай, пожалуйста, солонку, - проверка на мое взаимодействие с материальными предметами.

Мы с мужем единым движением хватаемся за солонку и, улыбаясь, передаем ее сыну. Это не попытка заморочить ему голову – просто игра. Он это явно понимает и подыгрывает, хитро улыбаясь.

Я говорила о “готической” музыке не для красного словца. Весь вечер она негромко звучала, создавая соответствующий психофон.

И вот, отдав должное дарам стола, сын осмелел настолько, что пригласил меня на танец.

Я не скажу, что мы с ним большие знатоки старинных танцев, но основами хореографии слегка владеем и вполне способны сымпровизировать танец в псевдостаринном стиле.

- Не боишься? – спросила я, поднимаясь со стула, предупредительно отодвинутого им.

- Ничуть. Я уже вышел из возраста, когда наступают дамам на ноги. А это самое страшное, что может случиться в танце, - улыбнулся он.

- Ну, что ж, - положила я ему руку на плечо. – Я рада такому партнеру.

Муж, тем временем, сделал музыку погромче.

О, этот танец требовал немалой сосредоточенности. Во всяком случае, нельзя было думать ни о чем другом, кроме танца. Иначе сказка кончится. Ведь это танец с призраком, и он невозможен без ощущения пространства, им занимаемого. Ну, какая может быть сказка, если рука вдруг оказывается где-то в районе печени или селезенки?! Я-то уже натренировалась на муже. А сын был на высоте. Ни одного неверного движения. И волшебство осталось в целости и сохранности.

К концу танца мы, конечно, изрядно вымотались, однако торжество победы над пространством окрыляло нас, приподнимая над реальностью.

- Ну, как тебе танец с привидением? – спросила я, когда музыка отпустила нас.

- Никогда не получал большего удовольствия от танца, - похоже, искренне признался сын. – Пожалуй, отныне я танцую только с привидениями.

- И много их бывает на ваших тусовках? – хмыкнула я.

- Ни одного… - вздохнул сын. – А ну их!.. Ты самая прекрасная женщина на свете!..

- Ты не должен так говорить! – нахмурилась я. – Твоя Прекрасная Дама еще впереди. Ты должен искать ее!

- Я никому ничего не должен, мама! – мотнул головой сын. – По крайней мере, в этом плане. Но конечно же. Буду искать, ибо так запрограммирован… Благо у меня есть с кем сравнивать…

- Прекрасная Дама похожа только на себя, - заметила я. – Тем она и прекрасна.

- А может, она прекрасна тем, что соединяет в себе все, что мы когда-то любили и любим? – серьезно посмотрел на меня сын.

- Вам, мужчинам, видней, - улыбнулась я. –У каждого своя Прекрасная Дама, потому, что он ищет в ней необходимое только ему… Да вот беда – Прекрасные Дамы по совместительству еще и женщины, то есть, живые существа, тоже кого-то или чего-то ищущие. И им, может быть, даже унизительно быть сравниваемыми с кем-то. Хоть с самим Идеалом…

- Учту, мама, - улыбнулся сын. – Только ты все равно лучше всех.

- А не подарит ли Прекрасная Дама танец и рабу своему? – возник вдруг мой властелин.

- С превеликой радостью, - поднялась я.

- Подождите, - остановил нас сын. – Это не совсем та музыка…Давайте, я сыграю вашу любимую.

Он выключил проигрыватель и сел за небольшой “кабинетный” рояль, на котором и я играла (вернее сказать, поигрывала) всю жизнь, и он учился. И зазвучала мелодия нашей молодости. Под нее зарождалась и расцветала наша любовь. Мы начали танцевать, и я забыла о пространстве, которое надо оберегать. Я была далека отсюда и во времени (в это время уменьшалась мама!), и в пространстве. И в этой дальней дали я была не одна…

Мелодия звучала не совсем так, как прежде. И исполнялась она тогда оркестром, а сын теперь импровизировал и варьировал. Оттого то и это время, как бы наложились друг на друга, не смешиваясь, но сосуществуя. Университетский ресторанчик, где мы впервые танцевали, вдруг оказался в нашей гостиной. И стойка бара совместилась с камином.

То, что происходило, трудно назвать танцем. Скорее, восходящие потоки памяти несли меня по воле своей. И музыка, казалось, длилась бесконечно. Сын нанизывал вариацию на вариацию, заставляя (или помогая?) каждый раз по-новому переживать воскресшее и восхищенно удивляться тому, как много оно содержало в себе неразгаданного в свое время.

Не знаю, сколько бы еще это могло продолжаться, но вдруг мой затуманенный эмоциями взор наткнулся на зеркало. И то, что я в нем увидела, заставило меня оцепенеть. Муж тоже остановился и замер, проследив за моим взглядом. А сын (конечно же, он давно это видел) то ли с горящими от вдохновения, то ли с блестящими от слез глазами играл самозабвенно какую-то совсем уже немыслимую вариацию. Наверное, если бы не его музыка, я бы завизжала от ужаса. Но очень уж музыка была созвучна моменту и не позволяла диссонирующих эффектов типа визга.

В зеркале отражалось весьма странное, если не сказать страшное существо, общим силуэтом напоминавшее моего мужа, но на месте его лица торчал клок волос, а из плеч, извиваясь к затылку, тянулись щупальцы. В пространстве тела, вообще, клубился белый туман.

Я все поняла и сделала шаг назад. И ирреальная мизансцена стала вполне реалистичной. Всего несколько мгновений, подобных удару тока, но меня еще долго била дрожь.

Пытаясь достойно завершить сцену, я сделала книксен, муж поклонился и протянул руку, чтобы отвести меня к креслу. Мы пошли к камину. Сын изобразил несколько аккордов финала, и наступила тишина. Мы, все трое, ошеломленно смотрели друг на друга.

- Да! Это было нечто! – выдохнул свои эмоции сын. – О, если бы вы позволили мне сделать из этого фильм!

- Над этим стоит подумать, - неожиданно согласился мой технарь. Я вопросительно посмотрела на него.

- Если мы ступили на Тропу, - попытался объяснить он метафорически, - то надо готовить к ней и коллективный разум социума. А это уже сфера искусства… Слушай, - обратился он к сыну, - а ты ощущаешь в себе силы на такой фильм?..

- Наблюдая эту гениальную сцену и участвуя в ней, мне показалось, что могу… Возможно, я слишком самонадеян.

- Скромность хороша, пока не мешает делу, - буркнул отец. - Если почувствовал, что можешь, дерзай.

- Но стоит ли привлекать к себе внимание, пока мы сами не знаем ответа, - я попыталась проявить разумную осторожность.

- На какой вопрос? – насторожился сын.

- Ну, прежде, чем перейти к нему, - улыбнулась я хитро, - нельзя ли предложить даме бокал нашего “Лешего-Эльфа”. Все еще дрожит внутри.

Мужчины бросились к столу.

- Эх, - вздохнул сын, - очень сомневаюсь, что возможен второй дубль такой сцены…

- Зачем второй дубль, - пожал плечами отец. – Все записано наилучшим образом. Даже такое, что тебе и не снилось. Пусть это будет фильм без дублей, как жизнь.

- В искусстве это не всегда возможно, - возразил сын.

- Чем дольше я живу, тем больше склоняюсь к заключению, что жизнь – более искусство, чем наука.

- Эй, интеллектуалы! – напомнила я о себе. – Где мое вино?.. Впрочем, подождите, я сама! – вдруг вспомнила я, что больше никто и никогда мне вина не нальет, хоть в лепешку расшибется… Наверное, мои деликатные и тянули время, чтобы до меня дошло.

Я поднялась и подошла к столу. Мы с мужем вдвоем взялись за графин и разлили вино по бокалам. К камину каждый вернулся со своим хрустальным сосудом. Сели полукругом возле огня, изредка поднося к губам напиток.

- Итак, - начала я разговор, - наследный принц наш, что вы имеете сказать по поводу происходящего здесь?.. Что требует объяснений?

Сын сразу посерьезнел. Не то, чтобы до сих пор он дурачился. Но играл. В трагедии. И осознавал, что играет. Теперь в спектакле антракт, и актеры говорят о насущном.

- Я понял, что правильно оценивал ситуацию, будучи вдали от вас. Очень вам благодарен, что не отгородились от меня высокой трагедией, которую переживаете, а позволили стать ее участником… Я был участником, но за стенами театра… Я понял, что мама уменьшилась настолько, что больше не могла жить в этом мире полноценной жизнью…

- Давно уже не могла, - подтвердила я.

- И сейчас, - продолжил сын, - мама находится в какой-то миниатюрной модели этого мира, выполненной с очень высокой степенью адекватности… Совмещение миров осуществляется с помощью передачи видеограмм очень высокого качества. Скорее всего, голограммы, но, возможно, и что-то более новое… Мы в твоем мире такие же, извиняюсь, призраки, точнее, видеообразы, как ты в нашем. Поэтому общение требует большого искусства, чуткости, внимания друг к другу. И вам это здорово удается. Наверное, без телепатии тут не обходится – настолько интуитивно синхронны ваши действия. Наверное, это тот самый вариант жизни, который невозможен без высочайшего профессионализма… Я восхищен вами. И никогда-никогда не забуду сегодняшнего вечера… Потому что, наверное, только сегодня, сейчас, понял, как люблю вас. Одно дело думать, считать, что любишь, поскольку это само собой разумеется, другое дело в полной мере ощутить… И еще, видимо, именно сегодня я стал окончательно взрослым. Через ощущение разлуки… Что-то я много говорю, но почему-то боязно замолчать… Конечно, меня страшно интересует конкретика технической реализации. Если это не секрет, думаю, папа потом расскажет. Пока же я всецело принимаю и одобряю ваши действия. Хотя не знаю, нуждаетесь ли вы в моем одобрении.

- Нуждаемся, - подтвердила я. – И в одобрении, и в понимании, и, может быть, в помощи.

- Чем я могу помочь? – встрепенулся сын.

- Мне уже ничем, кроме любви, - улыбнулась я. – А вот папе… Если когда-нибудь пойдет вслед за мной. Он надеется, что я его дождусь там в микровселенной, оберегаемой им, и мы встретимся.

- А потом я пойду за вами, - подхватил сын. – Вот здорово!..

- Ничего здорового в этом нет, - проворчал бог-творец, - лучше бы мы долго и счастливо жили все вместе здесь…

- И умерли в один миг, попав в какую-нибудь катастрофу, - закончила я мрачно.

- Тьфу ты, господи! Придет же в голову!.. – возмутился муж.

- Не очень романтично, конечно, – согласилась я. – Однако у этой сказки другого реального конца быть не может… Ладно, меня действительно не туда понесло… Но молодежь-то пошла! А, отец!? Никакой мистики, привидений, призраков… Видеограмма – и все ясно. Никакого трепета перед тайнами бытия.

- Да нет, почему же, - возразил сын. – Перед тайнами трепещем. Не от страха, конечно, а от любопытства. Перед техническим гением родителя преклоняюсь. Прими мои поздравления, папа. Документацию покажешь?

- Покажу, - пообещал родитель. – Идею в целом ты ухватил верно. Только модель микровселенной, как ты ее назвал, не сводится к видеоэффектам. Они – лишь внешняя отделка, макияж… Главное – синтез вещества по образу, обеспечение необходимых экологических связей, соблюдение законов трансформации и т.д.

- И в результате на этом столе зимой красуется летний букет, а в спальне осенний, - добавила я.

- Ты, действительно, меняешь в своем мире времена года? – удивился сын.

- Меняю

- Здорово!

- Да, - кивнула я, - если бы не существовало необходимости менять миры.

- Если бы это была видеомодель, никаких проблем, но это - действительность, реальный кусочек мира с космическими видеоэффектами. Ведь и в нашем мире без них не обходится… Все, что можно, в этом направлении я сделал. Миры, на самом деле, соответствуют своей жительнице, но до определенного предела…

- И как этот предел узнать?

- Идем, покажу, - встала я.

Муж внимательно посмотрел на меня и тоже поднялся. Сын давно уже стоял, приплясывая от возбуждения перед нашими креслами. Я направилась в кабинет. Мужчины за мной. Подошла к тайному входу, посмотрела на мужа. Он разрешающе кивнул. Нажала. Вход раскрылся. Спустились по пандусу. Я набрала соответствующий код на своем компьютере. Стена стала прозрачной. Моя стена. Сын прильнул к стеклу, взирая на мой малюсенький мир, раскинувшийся перед ним. Я заранее заказала в нем весну, когда уже высохла земля и только кое-где звенят ручьи. Вовсю рвутся к солнцу цветы и травы. Деревья – в цвету. В общем, красота и романтика – то, что созвучно юной душе.

Он смотрел на мир и не заметил, как исчезла я. В этом помещении меня можно было увидеть только на мониторе.

Я и сказала:

- Смотри на монитор, сынок

Он послушно повернулся, поискав меня глазами вокруг.

- Вот, - показала я на “радужку” фотоэлемента, которая уже была надо мной на расстоянии вытянутой руки. – Вот он, предел. Еще чуть-чуть и я не дотянусь и, значит, не смогу перейти в соответствующий мне мир… Пусть папа покажет тебе этот фотоэлемент в вашем мире.

Они отвлеклись от экрана, опустились на колени.

Я могла представить, как растерянно было лицо сына, когда он поднялся с колен. Только представить. Оборачиваться было нельзя. И я, глядя только на “радужку” продолжила выполнение роли экскурсовода.

- Теперь подносим пальчик к этой симпатичной радужке, и перед нами открывается дверь в мир иной… Видишь?

- Вижу, - услышала я дрожащий шепот сына.

- Ну, я пошла… До встречи… - И шагнула в зеленый сумрак перехода.

Вслед мне донеслось бессильное:

- Но …

- Мама…

Новый мир встретил меня шелестом трав и листвы. Ветер приветливо трепал, а может, поглаживал мои распущенные волосы. Сегодня я тщательно завила и уложила их. Только осталось ли что от моих усилий?

В этот раз никаких валяний голышом по сугробам (хорошо бы я выглядела перед сыном!). Я все предусмотрела заранее.

Я шла, не оглядываясь и не торопясь, чувствуя на себе взгляды мужа и сына. Не хотелось портить сыну будущий фильм, коль уж он им загорелся. Хотя меня эта идея не очень привлекала. Одно дело – играть кого-то, другое – жить, думая, что кто-то примет твою жизнь за игру.

Мне кажется, что одинокая женская фигурка в длинном белом платье, среди высоких трав уходящая вдаль, в ночь, должна смотреться неплохо. Вполне сентиментально. При свете луны… Может быть, кто-нибудь даже слезу прольет, сочувствуя ее одиночеству в мире, где впервые ступает нога человека. Пусть очень маленького человека. Ведь и мир невелик. Мне подстать… Я сорвала несколько колокольчиков и одуванчиков и вошла в дом.

На столе в живописном беспорядке расположился натюрморт нашего пиршества. Нет, все-таки надо узнать, как сквозь все эти миры проникает пища, вино и прочая атрибутика нормальной жизни?! Или не стоит множить через знания печали? Не иллюзии ли охраняют здоровье нашей психики?.. Пожалуй, они. Так побережем и мы их.

Я прошла в кабинет, подошла ко входу в тайник. Мужики мои так и застыли, приникнув к стене, видимо, ожидая, что я выйду на крыльцо своего маленького домика и приветливо помашу им маленькой ручкой, а они прослезятся от умиления и жалости…

- Эй, мужики, - крикнула я по-хозяйски. – А со стола кто убирать будет?!

Их белые, как лист бумаги, лица повернулись ко мне.

- Решили, что уже избавились от меня? – не давала я им спуску.

- Микрошечка!.. - только и сказал муж.

- Мама, - дрожащими губами прошептал сын, лишь удивленно глянув на отца, не имея сил отреагировать на новое мое имя…

Мужики! Что с них взять – хрупкие существа, впервые увидевшие, как женщина уходит в мир иной.

- Мы щас! – бросился ко мне первым пришедший в себя муж, он же творец. И обнял меня.

- Мама, - присоединился к нам в тройственном объятии сын. Кино, да и только.

Но как красив стал мой муж. Ни морщинки, ни чуть заметной раньше дряблости кожи – юноша и все тут. Чем дальше я ухожу, тем моложе становится он. А я? Наверное, наоборот! Ведь видеотехника его уменьшает, сглаживая дефекты, а меня увеличивает. Как же я, должно быть страшна со своими увеличенными возрастными изменениями! Вместе с ним я к зеркалу подходить боялась, но, подойдя одна, в ужас не пришла. Видимо, он и тут все предусмотрел, заботливый мой. И правды мне уже не узнать. А на кой ляд мне эта правда? Не хватит ли с меня той правды, что я ухожу?..

В эту первую ночь в новом мире мы опять ласкали друг друга. Но если в тот раз ласки были полны страсти, неистовства и жажды, то теперь в них звучали грусть, нежность и новое понимание неотвратимости разлуки. Ни в какие искусственные миры иллюзий от нее не спрячешься. А потому надо любить друг друга до тех пор, пока для этого есть хоть малейшая возможность и желание. Не знаю, чего у нас было больше? Скорее всего, безумия.

* * *

Моя научно- производственная эйфория в новом мире исчезла. У меня больше не возникало желания работать. В конце концов, работа, кроме способа добывания средств к существованию, тоже способ бегства от действительности. А я и так весьма далеко от нее убежала. Другим путем. Муж не настаивал, но сам интенсивно работал. От него зависели другие люди и проект. Я ничего не требовала и не обижалась. И так из-за его повышенного интереса к моей микроскопической персоне его карьера, видимо, находится под угрозой краха. Наверное, зря он затеял этот наш интимный эксперимент. Скушала бы меня давным-давно какая-нибудь птичка или мышка, и он бы уже с головой ушел в свой проект. Глядишь, над Землей уже никаких озоновых дыр не было бы. Хотя, конечно, преувеличиваю: нельзя перепрыгнуть через стадию натурного эксперимента. Но уж нормальную, здоровую, молодую женщину он бы себе уже нашел! Он же свихнется на этом псевдосексе с привидением!..

Надо было все пустить естественным путем. Но разве не естественно оградить от опасности любимого человека?..

Сколько мне положено уменьшаться, столько и буду...

Но как мой отец когда-то без всяких технических средств определил, что мама исчезла? Может, она в щель какую-нибудь провалилась? Может, звала на помощь, а мы не могли ни разглядеть ее, ни услышать и собрались на поминки. И мне не зря казалось, что она где-то рядом?.. Может быть, мы прощаемся со своими близкими гораздо раньше, чем они действительно исчезают?.. Нет, муж прав – теперь мы, наконец, узнаем, когда же человек исчезает окончательно. Полагаю, недолго осталось. Разница в масштабах миров – один порядок. Значит, значит… О, боже! Выходит, я уже меньше миллиметра?!.. Ужас какой! Действительно, в исходном мире меня давно бы уже подошвами об пол растерли и не заметили…

Интересно – дотянет ли Микрошечка до микрона? Ведь это уже масштаб микроорганизмов. И разрешающей способности оптики не хватит. Электронная, лазерная оптика?.. Выживет ли в условиях этой оптики организм? Но если я не смогу носить платье и пить вино перед камином, это вовсе не означает, что я перестану существовать… Изменюсь я – изменится и мир. А не будет ли это означать, что меня уже нет?.. Вот я и добралась до главного вопроса мужской философии – кто я? Или что я? Плоть или дух?.. То, что плоть без духа существует, очевидно. А вот возможен ли дух без плоти.?.. Почему же без плоти – разве квант излучения, сгусток энергии не плоть?.. Значит, вопрос – возможен ли дух без человеческой плоти? Для религиозного сознания это не вопрос. Если есть Бог, который явно не человек, то и дух без человеческой плоти возможен. Хотя ни о духе, ни о плоти божественной человек ничего доподлинно знать не может – одни домыслы. А потому и погружаться в эту проблему не стоит… Максимум (или минимум?) до чего может уменьшиться живое – это то, из чего оно возникло – первичная клетка. Дальше – смерть… Чистая неорганическая химия. Так что, скорее всего, еще один… от силы два перехода и все…

Сын укатил в город за техникой для монтажа фильма. Я думала, пары видеомагнитофонов достаточно. Ан, нет. Он сказал, что сначала разберется в отснятом материале, а потом продумает концепцию фильма. Хотя ему уже кажется, что он ее чувствует. Что ж, можно считать утешением явную небесполезность моей смерти, извиняюсь, исчезновения для моих любимых мужчин. Муж получит научные результаты, сын создаст фильм… он хочет художественный. Говорит, надо подумать над сценарием. Может быть, эти мои дилетантские записки и смогут стать основой для этого сценария? Пока не буду навязывать. А там…сам решит. Сообщу о факте существования. Кто знает, как моя жизнь будет согласовываться с сюжетом, идеей и сверхидеей произведения искусства?.. И все-таки не по душе мне это. Боюсь я за них. Когда тайное становится явным, последствия непредсказуемы. Но это уже им решать. Какое я имею право распоряжаться их жизнью? Тем более, когда меня не будет…

- Микрошечка, - позвал меня как-то мой творец-экспериментатор, - посмотри-ка на запись своего биополя.

Я взглянула на экран.

- Это рельеф твоего спектра исчезновения во времени. Вот исходный. Вот нынешний. Видишь?

- Вижу – амплитуды низкочастотных колебаний в инфракрасной зоне уменьшаются, а в высокочастотной зоне увеличиваются и ползут к ультрафиолету… Ультрафиолет-то во мне откуда?!

- Ты понимаешь, что это значит?

- Понимаю, - кивнула я. – Это значит, что я остываю и скоро буду холодная, как … труп…

- Я бы мог согласиться с твоим печальным выводом, если бы уменьшалась энергия твоего биополя. Но вот тебе значения интеграла. Какое-то время энергия была стабильна, но по мере твоего уменьшения она стала расти, сдвигаясь при этом в высокочастотную область.

- И ты находишь в этом основания для оптимизма? – удивилась я. – Не кажется ли тебе, что чем больше объект излучает энергии, тем меньше ее остается в нем. Даже звезды остывают, а я вовсе не звезда…

- Резонно, - согласился мой теоретик. – С одной стороны. Но с другой стороны, процесс уменьшения объясняет увеличение излучения. Если бы ты уменьшалась не излучая, то превратилась бы в нечто сверхплотное типа коллапсара… Такая симпатичненькая маленькая “черная дырочка” завелась бы в нашем доме. А на самом деле, мы имеем не менее симпатичненький маленький ядерный реактор, который превращает вещество твоего тела в энергию излучения…

- Сдается мне, что если расписать все ядерные реакции, которые в этом случае должны были бы произойти, и прикинуть энергию, освобождающуюся при этом, то, думаю, ее с лихвой хватило бы на уничтожение всего живого на планете. А оно шелестит и ходит, как ни в чем не бывало. Нестыковочка…

- Хорошо мыслишь! – улыбнулся мой непробиваемый. – И о чем же это говорит?

- Ну, и о чем?

- А о том, что наблюдающееся излучение – лишь побочный продукт какой-то другой реакции, которая поглощает остальную энергию. Идет процесс образования какой-то новой субстанции, о коей нам пока ничего не известно.

- Или же энергия уходит в какую-нибудь малюсенькую, но прожорливую “черную дырочку”…

- Да, - посмотрел он на меня, - нельзя отрицать и этой возможности. Но тогда надо объяснить, почему эта “дырочка” поглощает только твою энергию, а не засасывает в себя все вокруг.

- Слишком малюсенькая… Пропускная способность не позволяет. Или, может быть, не на любую энергию настроена, а только на конкретные длины волн.

- Может быть… Но в любом случае идет процесс образования чего-то, некой высокоэнергетичной структуры, либо включенной в систему этого мира, либо сколлапсировавшей и потому не вступающей в реакции с окружающим миром. Но это не значит, что оно не мир внутри себя…

- Тебе-то что до мира внутри себя? – усмехнулась я грустно. – Коллапс и есть смерть… Из “черной дыры” возврата нет.

- Но попасть в нее можно! И значит, даже в этом самом мрачном случае я смогу последовать за тобой и найти тебя.

- И встретится электрон с позитроном, и сольются в объятии, и родится у них квант излучения… Красивая сказка. Да и та возможна, если на всех одна “черная дыра”, а не у каждого своя…

- Ну, и пессимистка же ты!

- Нет, милый, я – реалистка.

- Твоя мрачная идея слишком экзотична. Коллапсар, конечно, звучит красиво, но он соотносится со звездными массами, а то и с галактическими. И нет пока никаких оснований распространять этот эффект на микромир.

- Что вверху, то и внизу, - процитировала я известную древнюю аксиому. – Может быть, мы тоже галактики для какого-нибудь микромира.

- Я ученый, а не поэт, - вздохнул мой самокритичный. – Наверное, это мой недостаток, но он помогает мне жить среди реальных фактов и правдоподобных гипотез. Все остальное – либо поэтические фантазии, либо бред. Для меня, увы, эти вещи часто неразличимы. Мне кажется, что моя гипотеза более правдоподобна.

- И в чем же она состоит?

- В том, что процесс уменьшения есть процесс трансформации одного объекта этого мира в другой, принадлежащий этому же миру. Мы ничего не знаем о других мирах, и нет необходимости привлекать их для построения гипотез… Этот новый объект миниатюрен и высокоэнергетичен. Видимо, логично предположить, что покой ему противопоказан.

- Ага, ты еще скажи, что его масса покоя равна нулю… Тогда мы, конечно, встретимся… - не удержалась я от горькой иронии.

- Я ничего определенного не могу сказать про этот объект, но интуитивно чувствую, что это нечто, пока неизвестное науке. Еще одна полевая разновидность материи, возможно… Ментальное поле, психическое поле, интеллектуальное поле, духовное поле… - зациклился он в подборе термина.

- Душа, - подсказала я. – Только почему ты относишь ее к материи?

- Потому что она материально взаимодействует с материей - посмотри на эти спектры, - ткнул он пальцем в экран. – Но термин «душа» мне не нравится. Слишком много спекуляций вокруг. Слишком поэтично.

- Зато всем понятно.

- Вот это и плохо, - вздохнул мой теоретик, - слишком велика вероятность неизлечимой вульгаризации. Не исключаю, что эта полевая форма порождается труднообнаружимой нашими приборами нейтринной структурой, хотя таковую трудно себе представить. Разве только эта структура существует за счет организующей силы нашего гипотетического поля…Кстати, ты слишком небрежно определила границу спектра частот. Это вовсе не ультрафиолет, а гораздо более высокочастотное излучение! Весьма жесткое! Такого до сих пор не обнаруживалось.

- Но чем жестче излучение, тем оно губительней для жизни! Как же я еще жива?

- Это справедливо для известного нам участка спектра. Может быть, слишком большая частота колебаний находится за пределами чувствительности живого, и характер взаимодействия меняется… К тому же, энергия на этом участке спектра невелика. Пока. Потому что наблюдается тенденция к ее росту.

- Да, оказывается я – ценнейший научный экспонат! Не та ли самая точка опоры, которую искал Архимед, обещая перевернуть мир?.. Непонятно зачем. Не Архимед ли ты, дорогой?..

- Нет, лапушка, я не Архимед. И ты не точка опоры. И мир я переворачивать не собираюсь. Скучное занятие. Единственная, нет, не единственная, но главная моя забота – уберечь тебя и не потерять твой след. Ведь если ты, на самом деле, станешь нейтринной структурой, тебя ни отыскать, ни удержать будет невозможно… Ничем.

- Да, - улыбнулась я, - ничем, кроме души, которая тебе так не нравится.

- Тебе бы все шутки шутить, а я почти в отчаянии. Эксперимент на грани срыва. Я боюсь тебя потерять!..

- Только без истерик, защитник мой. Если я буду продолжать, хоть на каких-то частотах, ты меня услышишь.

- Похоже, уже сейчас часть энергии ушла в тот участок спектра, которого наши приборы не могут зарегистрировать. А если все твое излучение будет там?!

- Ты же гений, значит, что-нибудь придумаешь, - обнадежила я. - Заодно и человечество осчастливишь. Влюбленный гений…

- Опять издеваешься, - хмыкнул мой несчастный.

- Ну, разве что самую малость…

- Я тебе еще не все показал. – Он сменил график на экране. – Теперь посмотри на запись этих таинственных супервысокочастотных колебаний, которые мы еще можем регистрировать. В этом масштабе все видно. Эти вот периодические колебания – те самые, о которых речь, а вот эта еще более высокочастотная пила на них, как нетрудно догадаться…

- Модуляция! – закончила я.

- Именно! А оная, как известно, обычно связана с передачей информации… А теперь признавайся, - улыбнулся мой бдительный, - кому и что ты передаешь?

- Наверное, сигнализирую в ад или в рай, а скорее в распределительную комиссию: “Ждите, скоро буду!”… Да, кстати, ты же записал еще более высокочастотный сигнал, а прибеднялся, что это невозможно.

- Боюсь, что при этом запись сильно искажена. Пока здесь заслуживает доверия только сам факт наличия модуляции.

- Ну, видишь, как тебе стало интересно жить! Нет худа без добра. Если бы я не начала уменьшаться, так бы и кис на своем озоне.

- Не говори глупостей! Весь этот чертов интерес я, не задумываясь, поменял бы на нормальную жизнь с тобой! – возопил мой верный.

- А зря не задумываешься. Познание требует жертв. Сколько ученых отдали свою жизнь во имя….

- В гробу я видал такое познание! В белых тапочках! – зарычал мой неистовый.

- Ну-ну, успокойся, - погладила я его призрачную голову. - Я считаю, что мы должны извлечь максимум информации из моего уменьшения. Тогда мое исчезновение обретет хоть какой-то смысл. Не так обидно исчезать.

- А мы что делаем? Мы его и извлекаем, смысл этот чертов!

- Я думаю, что надо активизировать твои усилия. Ты слишком много времени теряешь на меня.

- Чушь! Потеряно то время, которое я провожу без тебя!

- Ну, хорошо. Мы все время будем вместе. Я буду рядом. Но ты должен переключить свой бесценный интеллект с меня на эту задачу, которая тоже я. Так что это не будет изменой.

- Я и так …

- Вижу. Но надо еще… Пока я не исчезла.

Я чувствовала, что осталось совсем недолго. И если его не загрузить работой, неразрешимой проблемой, то он может наделать массу глупостей, когда я окончательно исчезну. Тогда некому будет подумать о нем. А мне только о нем и интересно думать.

И мой самоотверженный внял призыву. Он сидел за компьютером, занимаясь синтезом электронных схем, раздавал заказы по фирмам, с которыми был связан через Проект. И, хотя он не покидал меня, вскоре новая аппаратура была в его распоряжении. Возможно, когда-нибудь ему придется отчитываться перед финансовыми органами ООН. Но полагаю, что, продав документацию на эти приборы, мой умелец сможет рассчитаться не только с ООН. Таких в мире раньше не было.

Исследователь мой потирал руки в предвкушении будущих открытий, но орешек оказался крепким – какие только программы-дешифраторы не применял он, расшифровать информацию, несомую моим излучением, не мог. Организатор мой задействовал лучшие умы в области дешифровки. Они не сдавались, но похвастать им было нечем.

- Какая-то нечеловеческая логика! – возмущался мой непреклонный.

- Разумеется, нечеловеческая, - соглашалась я. – Это логика Природы. Быть может, та же, что и в генетическом коде.

- Пробовали, - вздохнул он. – Черта с два!

- Я не говорю, что она такая же. Я предполагаю, что она столь же нечеловеческая.

Мне было очевидно, что я нашла хорошее отвлекающее занятие для своего несчастного. И надолго.

Когда он спал, я гуляла, забавлялась сменой времен года в зависимости от настроения, прислушивалась к себе. Должна же я что-то ощущать, когда во мне происходят такие нетривиальные процессы!

Интересно, что я не ощущала психического дискомфорта. Было спокойно на душе, если не считать легкой грусти. Ощущалось, что все идет так, как надо, и нечего бояться. Поэтому и страха не было, а было ожидание и даже некоторое нетерпение. Зуд любопытства. И еще я обнаружила, что не нуждаюсь в пище. Да и какая это была пища при моих-то габаритах?.. Оптический обман. Кроме того, мне стали неинтересны сексуальные эмоции. Загрузив мужа научными проблемами, я переключила туда и его сексуальный потенциал, который больше меня не беспокоил. И сие меня вполне устраивало. Но в то же время я почти постоянно думала о своем единственном и неповторимом. Как ему помочь, как его уберечь?.. Как сделать счастливым?..

При всем этом я совершенно не ощущала, что куда- то передаю какую-то информацию. Значит, это идет помимо эмоций и сознания, где-то на уровне генетики.

Лес в моем мире стал более призрачным, то есть туманно-призрачным. Надо полагать, что я уменьшилась настолько, что фантоматическая техника уже не справляется.

Я сообщила сыну о своих записках. Он умолял показать ему их немедленно, пока он не начал непосредственную работу над фильмом. А я сказала, что он получит их, когда я исчезну.

- Но мне это нужно для концепции! Мне нужно понять тебя!.. – увещевал меня сын. – А если не пойму, спросить!.. Как я смогу спросить, когда тебя не будет?

- Спросишь у отца…

- Отец сам по себе. Разговор о тебе.

- Нет, он не сам по себе, и твоя концепция должна это учитывать. И вообще, ничего не надо спрашивать. Далеко не все можно объяснить. Надо почувствовать.

- И я о том же! Как я могу почувствовать, не пережив твое и не спросив тебя? Актеру психические координаты задают сценарист и режиссер. Ты мой сценарист и режиссер! Пусти меня в свои координаты!..

Мне не хотелось никаких вопросов, но я никогда не умела отказывать сыну.

Я сообщила ему код своих записок и перешла в следующий мир.

Лес в новом мире стал выглядеть более реалистично. Однако я обнаружила, что могу летать. Не так, как птичка – крылышками бяк-бяк, а как мыльный пузырь. Особенно, когда задумаешься… Вынырнешь из медитации и обнаруживаешь себя висящей в районе потолка или где-нибудь посреди кроны дерева. По веточке, по веточке – и вниз. А дома так совсем просто – оттолкнешься от потолка и бегаешь по полу. И почему- то при этом еще взлетаешь. Парадоксы призрачной жизни. Но сквозь стены не проходила. Не было такого. Неполноценное привидение.

Смотрю на себя в зеркало - человеческого облика еще не потеряла – старается чудо-техника. Но контуры тела не совсем четкие. Словно из стекла оно. Глубина у него появилась. И выражение лица странное, отсутствующее, будто прислушиваюсь к чему-то. Так ведь, действительно, прислушиваюсь, да не слышу. А может, слышу, но понять не могу?..

Муженек мой изменился. Даже сглаживающий эффект видеотехники не мог скрыть от меня густо проступившей седины в волосах и изможденности в лице. В глазах – огнь не то гениальности, не то безумия… Выдержит ли он эту гонку? Может, надо сбавить обороты? Вряд ли это в моих силах. Его уже затянуло в воронку…

Когда остаюсь одна, иногда начинаю ощущать волнение. Что-то вроде озноба. Может быть, это те самые колебания, которые пытается расшифровать мой исследователь?..

Сын читает мои записки и ни о чем не спрашивает. И правильно. Что я могу сказать о той, которой уже нет? Все, что я могла… На то и дана душа, чтобы сострадать, сочувствовать, перевоплощаться и постигать другого. Вот и пусть постигает. Если душа творческая, значит, особо чуткая. Но если успеет спросить, отвечу.

Сегодня не нашла очередную “радужку”. Прошла в следующий мир сквозь стену. Я думаю, что настоящего фотоэлемента уже давным-давно не было на моем пути. Был лишь его знакомый образ. Теперь же, видимо, и его невозможно создать. Он настолько больше меня, что я его не ощущаю.

Возникает вопрос – как я могу писать эти записки, если даже радужка фотоэлемента для меня велика, и я проникаю сквозь стены? Этак я и сквозь компьютер могу проникнуть!.. Да и какой вообще может быть компьютер?! –может заметить, мой Бдительный Читатель. Позволю оставить ответ на этот волнующий вопрос за пределами данных записок. Должна же оставаться тайна, чтобы вы не потеряли интереса после завершения чтения…

Мир мой казался погруженным в туман. Он был теперь не менее призрачным, чем я. Полное соответствие. Я проходила сквозь стволы и ветви, не ощущая их. Мне даже подумалось, что я их не вижу, а по привычке располагаю вокруг себя извлекаемые из памяти образы.

Прошла сквозь стену дома. Ноль эмоций.

- Микрошечка! – вдруг услышала я встревоженный голос мужа. Он светящимся облаком заполнил всю комнату и сквозь стены выходил за пределы ее. – Микрошечка, что случилось? Я тебя потерял… Сигнал идет - очень сильный сигнал! А я тебя не вижу.

- Здесь я еще, милый, здесь! – откликнулась я. – Только уже конец иллюзиям. Чудо, что я еще в сознании и мы способны общаться. Спасибо тебе…

- К черту… Ты меня видишь?

- Ты – светящееся облако, заполнившее весь дом.

- Надо сфокусироваться!

“Облако” стало менять свою конфигурацию, перемещаться. И вдруг комнату заполнило лицо мужа, довольно четкое.

- Стой! – крикнула я.

Лицо зафиксировалось.

- Вижу твое лицо. Вернее, голову. Заполняет всю гостиную, но вряд ли тебе удастся еще уменьшиться.

- Да, не получается, - кивнула голова мужа.

- И на том спасибо, - успокаивающе заключила я. – Никак не перестану удивляться, что мы до сих пор можем общаться! Но, похоже, дело движется к концу.

- Не делай поспешных выводов! – попытался мой заботливый успокоить меня и, видимо, себя за одно. – Я что-нибудь придумаю.

- Да уж какая тут поспешность… Другие давно бы уж потеряли друг друга. Наверное, самое ужасное, если при этом уменьшившийся еще живет… - ты еще жив, а тебя никто не замечает. Ты кричишь, а тебя никто не слышит… Да и для тебя самого объекты прежнего мира настолько велики, что оказываются за пределами восприятия. И ты не в силах ничего изменить. Лучше бы сразу конец… Впрочем, извини, я говорю банальности. Растерялась немного. Спасибо, что ты избавил меня от этой унизительной агонии. Уже по этой причине твоя система миров милосердна. Ты должен будешь отдать ее людям. Хотя мы с тобой боялись и не хотели этого. Мы ошибались. Я ошибалась… И я не перестаю бояться за тебя. Пусть сначала выйдет фильм. Хоть немного подготовит сознание…

- Мама, не сдавайся! Мы с тобой! – заполнила комнату еще одна физиономия со слезами на глазах.

- Да уж вижу, что вы со мной! Плюнуть некуда – везде ваши унылые хари… У меня вовсе не похоронное настроение, как ни странно. Поэтому прошу не разводить сырость… Весьма бодро себя чувствую. Полна энергии.

- Кстати об энергии, - пробасил муж. – Она почти полностью перешла из низкочастотной области в высокочастотную.

- В супер? – уточнила я.

- В самый, что ни на есть…

- Ну, что ж, лучистое человечество - не худший вариант из возможных. Вы меня видите?

- Нет, а где ты?..

- У камина.

- Какое-то мерцание, хотя камин не горит, – разглядел сын.

- Как там насчет спектра? – поинтересовалась я. – В видимом диапазоне излучаю?

- Да, - ответил муж, - достаточно интенсивно. Но очень мала поверхность излучения.

Сама-то себя я видела в прежних формах: руки, ноги и прочее… Ничего удивительного – даже одноклеточные имеют свою форму. Я же самонадеянно все еще причисляла себя к высшим существам или, на худой конец, к многоклеточным… Правда, у меня возникли серьезные сомнения в том, что я все еще биологическая система. Да нет, пока живу – биологическая! А вот органическая ли? Или, как предположил мой муж, нечто нейтринное?

- Вот! Поймал! Вижу! – обрадовался он.

- И я! – возликовал сын.

Несчастные! Что они будут делать, когда не смогут разглядеть меня? Слабость человеческого сознания в том, что оно цепляется за зримые образы. Более широко – за информацию органов чувств. Но они так несовершенны и слабы. Даже при наличии технических усилителей, как показывает этот эксперимент. Я не чувствую, что умираю. Я уверена, что моя жизнь продолжается. Но для них, для их органов чувств я перестану существовать, исчезну. Или это мои предсмертные иллюзии, и я действительно исчезну? Я-то, наверное, хоть в последний момент, да пойму это. Для них же тайна останется тайной. Может, это и к лучшему. Надо жить достойно, не надеясь на вечную жизнь.

- Если я вам нравлюсь, - хмыкнула я, - можете любоваться… Но мне, пожалуйста, отключите всю фантоматику. Хочу видеть все, как есть на самом деле. Я, конечно, люблю ваши физиономии, но для разнообразия хочется посмотреть на что-нибудь более веселенькое…Думаю, что и для науки это будет небесполезно. Я буду вам обо всем, что вижу, рассказывать.

- Что ж, - вздохнул муж. – Не смею возражать. Может быть, ты и права. Но будь готова к любым неожиданностям… Предполагаю, что ты увидишь совершенно чуждую тебе вселенную, совершенно непривычную. Твоя психика должна быть готова к столь ударной смене обстановки.

- Ты меня совсем заинтриговал. Но звук-то оставь, чтобы я могла слышать ваши голоса.

- Непременно! Готова?

- Да.

- Ну, пока… Держись!

- Пока, мама…

- Счастливо оставаться, до встречи! Давай!..

Лица моих любимых мужиков растворились в стенах. Стены растворились в лесу. Лес растворился в пространстве. А пространство наполнилось вечным движением, которое буквально хлестнуло по моему зрению - тут мой предусмотрительный был прав. Двигалось буквально все, каждая мельчайшая область пространства. Поначалу показалось, что царит полнейший хаос. Однако когда первое ошеломление прошло, в кажущемся хаосе стали выделяться фрагменты, колеблющиеся в своем гармоничном ритме. Только ритмов этих было непостижимо много. Отсюда и впечатление хаоса. К тому же какие-то точечки, черточки, загогулины невесть откуда появлялись в поле зрения и почти в то же мгновение исчезали неизвестно куда. Причем, я находилась в гуще этого движения, но меня оно никак не задевало. Пронизывало насквозь, словно меня здесь не было! А может, меня и вправду нет?.. Разгул солипсизма: мир – моя иллюзия, а я – иллюзия мира… Иллюзия иллюзий… Бред сивой кобылы! Однако боюсь, что тут кобыл не водится. Вспомнилась гипотеза моего теоретика о нейтринном существе. Еще бы знать, что оно из себя представляет…

- Микрошечка! Ау! – вдруг вздрогнула я от громовых раскатов голосины моего благоверного. Легок на помине.

- Да тише ты! – прошипела я, со страхом увидев, как заколебалось все пространство с частотой его звука. - Тут все кувырком от твоего ора!.. Здесь я еще - никуда не делась. Но красотища, доложу я вам, мужички мои, неописуемая! Симбиоз первозданного хаоса с вечной гармонией. Все движется, сверкает, переливается и, кажется, даже звучит… Лепота!.. Но ты был прав, как всегда, мой высокоученый муж, - это совершенно нечеловеческий мир. Наверное, если бы я еще оставалась человеком, то должна была бы испытать шок, оказавшись тут. Но психика моя в полном порядке. Похоже, она по собственной воле давным-давно перестроилась и была готова к этой новой вселенной. Ведь я здесь давно пребывала, не осознавая того. Мое сознание находилось в мире иллюзий, столь великолепно созданном тобой, мой Бог-творец, а бренное тело было здесь. И подсознание вместе с ним вживалось в реальную обстановку. И, видимо, настолько вжилось, что и сознание потянуло за собой, и оно возжаждало реальности…

Наверное, то, что я вижу, это внутренняя жизнь вещества - микромолекулярные структуры и движения. Нет, честное слово, красотища! Обалдеть можно! Жаль, что я раньше не попала сюда – могла бы вести репортажи с места событий, а вы бы идентифицировали их. Между прочим, весьма эффективным мог оказаться сей метод исследования…

- Почему в сослагательном наклонении, Микрошечка? Составим план исследований и займемся, - вновь сотряс мою вселенную голос мужа. Он явно ухватился за идею, разглядев в ней способ придать моему существованию здесь какой-то смысл. Человеческий, разумеется. «Душа обязана трудиться, а то хозяин может спиться…» Известная человеческая боязнь оставить сознание тет-а-тет со вселенной. Инстинкт самосохранения… В данном случае, инстинкт сохранения ближнего своего.

- Я не против, милый, но что-то мне подсказывает: поздно. Чувствую, что я здесь ненадолго…

- Сосредоточься, расскажи еще про свои ощущения, - ухватился за информацию мой исследователь. – Закрой глаза, медитируй.

Я послушно закрыла глаза и тут же увидела встревоженные физиономии своих мужичков.

- Никуда не денешься от ваших унылых харь, - проворчала я. - Медитируй тут… Включи музыку. Только тихонечко!

Для меня музыка всегда была ключом к медитации.

Зазвучало что-то скрипичное… Ну да, “Осень” Вивальди. Значит, следом будет “Зима”. Самое то… Состояние слегка тревожного покоя стало нисходить на меня. И темнота, в которую сначала погрузился мой внутренний взор, стала брезжить чуть заметными световыми прочерками. Следуя зову скрипок, я отдалась течению мелодии, и вскоре пространство заполнилось не то лучиками, не то светящейся паутиной.

Нет, сначала это были лучики. Они расходились от меня в темноту. И мне казалось, я знаю, где, вернее, на ком они кончаются. А то, что кончаются, было очевидно. Хотя бы из разной длины лучиков. И на концах их сверкали маленькие звездочки. Невольно вспомнилось детское поверье, что у каждого человека своя звезда. Сколько звезд, столько и душ… Наверное, слишком примитивно, но не без некоторой доли истины. Правда, некоторые лучики терялись в бесконечности. Потом проступили нити-лучи не касающиеся меня. Тогда начала вырисовываться паутинка. Говоря научным языком, более понятным моему любознательному, - граф информационных связей.

Обо всем, что я вижу, я вещала, подобно древней оракулице, впавшей в священный транс. Полагаю, что мои мужички в подобающей степени развесили свои уши и включили записывающую аппаратуру. Впрочем, она сама включалась при первом же звуке моего голоса. Или никогда не выключалась?.. Только что осталось от моего голоса?! Способна ли еще услышать его аппаратура?..

При всей своей медитативной погруженности, я осознавала, что один факт обнаружения мной этого графа информационных связей придавал смысл моему исчезновению в глазах человечества, оправдывал его. Хотя в оправдании никто не нуждался.

Позже я ощутила токи энергии по лучикам. От меня, ко мне, мимо меня. Причем, те связи, которые казались посторонними, на самом деле, пересекали “мои” лучики, образуя “узелки”, и распределение энергии и информации в графе, надо полагать, происходило по сложным сетевым законам. Жаль, что я не кибернетик. Там наверняка есть соответствующие законы или хотя бы модели. Одно очевидно, что чисто индивидуальное общение в этой системе связи весьма проблематично – всегда присутствует системное влияние.

Возможно, это та самая супервысокочастотная компонента моего излучения, куда перекачалась вся моя энергия, как обнаружил мой ненаглядный?..

Кстати, вот он – лучик, нас связывающий! Самый короткий и яркий… Вот лучик сына. Чуть подлинней, но все же рядышком наши звездочки. Луч отца. Он не затерялся вдали, но… как-то поблек. Почему я не позвала его попрощаться?.. Мне кажется, я боялась, что он не переживет двух уменьшений. Одно дело оказаться перед свершившимся фактом, другое – пережить. Еще, как это ни странно, чувствовала я в себе и боязнь обидеть его своим уменьшением. И мама, и я уменьшились, а ему не дано. Несправедливо… Хотя, может быть, по неизвестному нам Большому Счету именно умирающие естественной смертью – избранные. Но почему-то Отцы Единой Церкви уменьшающихся провозгласили избранниками Божьими. Это прижилось и в обыденном сознании.

И еще. Я хотела последние дни и часы свои провести с самыми близкими! Отец не входил в их число. Может быть, потому что он давно живет своей жизнью. С другой женщиной. Это отдалило нас. Хотя сейчас я поняла, что все еще люблю его.

А что есть любовь в терминах наблюдаемого мною графа? Похоже, что очень близкая и высокоэнергетичная взаимообратная информационная связь.

Вот видно: основная часть энергии графа сосредоточена в треугольном контуре “я-сын-муж” – яркость у лучей связи в нем примерно одинаковая и гораздо сильней чем у прочих лучей графа. Впрочем, сейчас, наверное, не время заниматься кибернетическими определениями любви. Время наблюдать и делиться своими наблюдениями.

А вот луч мамы, уходящий в бесконечность! В бесконечность ли?.. Ведь я ощущаю не только излучение своей энергии по этому лучику, что можно было бы интерпретировать как мою память о ней и мою любовь к ней, но и приток энергии ко мне… Можно ли обмениваться энергией и информацией с тем, кого нет? Или это любовь порождает свой иллюзорный объект?..

Однако лучик мамы вселяет оптимизм!

- Слышишь, милый, у нас есть надежда!..

Полагаю, что слышал, но молчал, чтобы не нарушить мою медитацию.

И вдруг (может, и не вдруг) словно порыв ветра прошел по “паутинке”. Лучики задергались, закрутились, стали сливаться, словно их затягивало в невидимую воронку.

“Коллапсар, - мелькнуло на краю сознания. – Получается, что вовсе не я “черная дыра!”

Но рассуждать было некогда. “Граф” превратился в мощный вращающийся и завораживающий своим вращением луч света, острием уходящий в бесконечность. Я почувствовала, что меня затягивает туда. Нет, скорее моя энергия высасывалась из меня этим лучом.

И только два лучика – мужа и сына не слились с этим ослепительным потоком.

- Ну, кажется, все, мои дорогие, - сообщила я. - Похоже, меня призывают… Прощайте…

- - Нет! – услышала я. – Не сдавайся! Мы любим тебя!

Два лучика слились в один.

Если бы любовь кого-нибудь когда-нибудь спасала! Если бы ее было достаточно! И было бы тогда человечество бессмертно?..

Что он может – этот лучик, блекнущий в сиянии вселенского энергетического потока?

Но только ли лучики решают все? А я? Я лишь элементарная частичка, попавшая в скрещение силовых полей: откуда сильней притягивает, туда и полечу? Или моя воля тоже что-то значит?

Передо мной светилось два Пути. Один – яркий, светлый, уходящий в бесконечность, и другой – коротенький, чуть заметный, с двумя бледными мерцающими звездочками в конце, почти слившимися в одну…

Конечно, сильно притяжение бесконечности, но долог путь.

А эти бедные звездочки – такие родные и так близко… И тропинка к ним такая знакомая.

И если Путь высасывает из меня энергию, то тропинка наполняет ею. Может быть, именно поэтому я до сих пор мыслю, следовательно, существую?..

Я ощущаю одновременное притяжение двух центров. Будто я канат, который перетягивают. Или я – маленький шарик между двух магнитов, из которых один очень сильный, но далекий, а второй – слабый, но близкий?

Неустойчивое временное равновесие…

Бесконечность забирает гораздо больше энергии, чем поставляет тропинка. Так долго продолжаться не может… Вероятно, выбор за мной, если не поздно?

Собственно, для меня выбор существовал лишь теоретически. То есть я не выбирала, а просто изо всех сил рванулась по тропинке к своим звездочкам, повернувшись спиной к Бесконечному Светлому Пути. На кой ляд он мне без моих звездочек?!.. Вот соберемся вместе и решим…

Уж не знаю, на самом деле слышала или мне причудилось, но навстречу мне рвался вопль:

- Микрошечка!..

А из-за спины презрительный шепоток сквозь зубы:

- Ну, и дура!

* * *

Не знаю, как долго длилась бессознательная пауза. Когда я выкарабкалась из нее, первым ощущением было, что я смотрюсь в зеркало. В то, что стояло в нашей спальне. Но странное дело: я видела не себя, а сильно осунувшееся лицо мужа. В руках у него была простыня. Взмах– и зеркало закрыто… Так вот откуда этот ритуал!.. Только поздно! Я увидела себя…

* * *

07.08.96 г.