1978-1980 годы

30 лет

Мне тридцать лет, и ранний снег

Летит на землю погремушкой,

Всё больше в жизни «потому что»,

А «для чего» всё нет и нет.

Все ближе к возрасту Христа,

А крест рабами не сработан.

За право жить плачу не потом –

Голгофой белого листа.

Для испытанья на излом

Готов принять вину и кару

За то, что средь других товаров

Мы на прилавок жизнь кладем…

А впрочем, это – ерунда.

Крест надо заслужить судьбою.

А я бутылочку открою –

Извольте выпить, господа!

А за душой все тот же груз:

Надежда, нежность и тревога,

Да песен стоящих немного,

И всех моих любимых грусть…

Нам никуда от нас не деться –

Всегда пред выбором пути.

Мы все взрослеем к тридцати,

Чтобы опять вернуться в детство.

* * *

Я спешу, я спешу,

потому что мне мало осталось,

Десять лет... Двадцать лет...

Даже целых полвека —

лишь малость.

От поющих сонетов

к хрипящим верлибрам

я спешу

и мне некогда сделать свой выбор.

Я парю в высоте,

я карабкаюсь кручей звериной:

в Красной книге души

заповедное место ищу...

Вымирая, как тигр,

жадно в пламя судьбы своей ринусь —

я живу!

Я спешу!

Я попозже роман допишу.

Я спешу разглядеть

смысл в себе, и в любимых, и в мире,

но боюсь не успеть —

мир огромен, а я уже взмылен...

Я спешу, я бегу —

а на душу ложится усталость...

Шаг, строка, поцелуй —

до обидного мало осталось.

Автопортрет

(в мрачных тонах)

Я нищ и наг. В душе снега –

Нет ни дорог, ни горизонта.

И мысли лезут на рога

Судьбой обиженного чёрта.

Преуспевающий во всем,

Живой рекламою удачи,

Лежу на дне души, как сом,

Хочу заплакать – и не плачу.

Ах, почему? Ах, отчего?

Когда на свете так прекрасно.

Не слышно сердца моего,

Оно НЕ ТО стучит напрасно.

И вхолостую гонит кровь

Электризованную чувством.

Как безответная любовь –

Мое ненужное искусство.

Автопортрет

(в светлых тонах)

Я из железа,

я из бетона,

чтобы нашли вы

на что опереться.

Я из улыбки

И жаркого стона,

чтобы вы знали –

здесь можно согреться.

Я из здоровья,

ума и удачи –

стало быть, в жизни

не все безнадежно.

Я из любви –

бесконечной, горячей,

чтобы вы верили –

это возможно!

Жаль только

лысина портит картину –

но и для грусти

должны быть причины…

1978 г .

Комната смеха

Комната смеха –

народу потеха!

Душа раскололась

В кривых зеркалах,

Где смело и просто

Огромного роста

Танцуют улыбки

На тонких ногах.

Кривляки надежды,

Сорвавши одежды,

Как детские шарики

Бьют в потолки.

А грустные вздохи –

И «Ахи», и «Охи» –

Шутя превратились

В сплошное «хи-хи».

Зерцало с тоскою

Мерцает покоем,

как чистое озеро

в светлом лесу.

И вопли отчаянья,

Как в крышке от чайника,

В ухмылке расплывшись,

Смешинок несут.

Смешки и смешочки

Громадны, как бочки,

А плюс-бесконечность

Свернулась к нулю…

Пусть здесь всенародно

Смешат превосходно –

Я в комнату эту

Билет не куплю!

1978- 79 г .

* * *

На скользких льдинах

наших чувств

плывем, влекомые волнами

по одиночеству…

Мир пуст.

и не понять,

что стало с нами?

Стремясь друг к другу

в темноте

душой,

проскальзываем мимо

в бездушный хаос тем и тел,

пустых, ненужных, нелюбимых…

Молчит мой друг…

и я затих.

Мы врозь,

а слились наши тени.

Скажи мне –

сколько на твоих

секунд,

веков

уединенья?..

На смерть поэта

Он умер, но еще борзец:

Шалит верлибром и рифмует,

Привычно женщину целует,

Привычно носит свой венец.

Он полон сил и мастерства,

Красивых слов и знанья жизни,

Но знает, что своей отчизне

Полезен будет он едва ль.

Не потому, что это сложно,

Но, понимая честность ложно,

Способен он, рождая фразу,

Любить и мыслить по заказу.

Пора повествовать

Пришла пора повествовать,

Когда души смятенье

Легло с устатку на кровать,

Задравши вверх колени.

Повествовать – слова вставлять

В пустую сеть сюжета,

Который должен означать,

Что с кем-то было это.

Повествовать – короновать

Деталь короной смысла,

И рифмой сочетать слова,

Как ведра коромыслом…

Звенит на улице трамвай,

Плетутся пешеходы –

Вот так рождаются слова,

Понятные народу.

Сейчас народ придет домой,

Умоется, закусит,

Чуть-чуть потреплется с женой

И телевизор включит.

Почешет пальцем в голове,

Зевнет и отвернется,

Откроет книгу на главе,

Где угол отогнется…

А за стеною бой кипит –

Жена воюет с бытом:

То бьется в кухне, то парит,

Как ангел, над корытом.

Потом детей уложит спать,

Раздав им поцелуи,

Присядет к мужу поскучать,

Да пыль с серванта сдует.

Сняв покрывало, на постель

Устало крылья сложит.

Вздохнет, слиянье душ и тел

На выходной отложит…

Вот так уходит в ночь сюжет,

Звеня глагольной рифмой.

Трамваев нет, прохожих нет,

И нету смены ритма.

Собаки мчат, задрав хвосты,

Ночь разгрызая лаем.

Орут влюбленные коты,

Природу прославляя.

Такая в мире благодать,

Что так и хочется лечь спать.

И лег бы, если б не принес

Мне ветер с улицы вопрос:

Неужто лишь повествовать

С боязнью обобщенья?

А кто ж глаголом будет звать

И принимать решенья?

Кто посвятит себя борьбе

За правду и свободу?

И кто слова найдет в себе,

Понятные народу?

Неужто можно жизнь прожить

Не песнею, а житом,

И радость бытия глушить

Тоской о непрожитом?..

А может, взять другой сюжет?

Где есть сюжет – вопросов нет…

Птичий базар

В ущельях улиц

Птицы лиц

Вьют гнезда

С криком:

- Неба!.. Неба!..

Но крик, коснувшийся земли,

Вонзится в уши:

- Хлеба!.. Хлеба!..

И я кричу:

- Люблю!.. Люблю!..

Крик возвращается:

- Ублюдок!

А к вам доносится: - Куплю!

И понимается: - Иуда!..

Я крикнул: - Радиопомеха!

А звук мне:

-Эхо!..

Эхо?..

Эхо…

А вы услышали:- Успеха!

И мне ответили: - Потеха!

И я подумал:

- Не до смеха,

Когда нас связывает эхо…

А птицы в страхе по ущелью,

Летая, ищут норы, щели

И лезут в них, пожав плечами,

Как в безопасное молчанье.

* * *

Чтоб под давленьем круглых дат

О пустоту не уколоться -

О, друг, приди в наш мир поржать,

Испив из нашего колодца.

Пусть звонкий стук твоих копыт,

Как град, о стекла быта бьется!

Мы будем вместе петь и пить,

Любить, надеяться, бороться!

Верблюжья колючка

Колючка устала –

асфальт пробивала.

Быть может, колючка о солнце мечтала?

Пробилась и видит -

здесь люди живут…

Был нужен

верблюжьей колючке –

верблюд…

* * *

Где твои чайки, море?..

Медленный вздох органа…

Где твои чайки, море –

Капля из океана?..

Видно, дела плохие –

Мусор, пески сухие,

Медузы, да стайки килек –

Мокренькая стихия…

А глубина громадна,

А ширина безбрежна…

Вроде бы все нормально –

Душу бескрылье режет!

Дышит воды громада

Нервно, надсадно, сильно.

Морю быть морем надо:

Рыбным, соленым, синим…

Где твои чайки, море?..

Ты же так много можешь!..

Где твои чайки, море?..

Где его чайки, Боже?!

Два зеркала

А в зеркале воды

Летели в небо звезды,

Как будто на земле

Когда-то родились.

И цокотом цикад

Звенел зеркальный воздух,

И чувства из души

Зеркальные лились.

А звезды летели

На землю, сгорая,

А звезды с натуги

Хрипели в басах.

И кляли создателя

Ада и Рая,

И воздух, сжигающий

В верхних слоях.

А в зеркале воды

С тобой мы рядом плыли

На фоне вечных звезд

И бренных облаков.

Мы пели о любви

И мы любовь любили

За красоту её

Невидимых оков.

А звезды летели

На землю, сгорая,

Как грешные души

В горниле греха.

И плавились звезды из камня,

теряя

бессмертный свой облик

уже на века.

А в зеркале воды

Ни шороха, ни ряби.

И спины черных гор

Спокойны и тверды.

И ты, мой нежный бог,

Моей улыбки ради

Мне подарил букет,

Столкнувши две звезды.

А звезды летели

Друг к другу веками,

Летели сквозь мрак

И орбиты планет.

И вот они встретились –

камень и камень,

и взрыв, и крушенье,

и яростный свет.

Над зеркалом воды

Есть зеркало другое…

Так почему же в нем

Не видно нас с тобою?..

Жестокость

«Он гений,

Как ты да я. А гений и злодейство

Две вещи несовместные…»

А.С. Пушкин «Моцарт и Сальери»

Приятна мысль, что гений не жесток,

А коль жесток, то он уже не гений.

Удобна мысль. Что им владеет рок,

А значит, он превыше обвинений…

Увы, жестокость гения не в том,

Что он сгубить способен миллионы,

Не в том, что презирает он законы…

Бывает гений в облике святом.

Жестокость в том, что гений одержим

А значит – слеп. Он поглощен идеей,

Он видит даль, и ближе не умеет,

А ближе тот, кто гением любим.

И он идет сквозь время напролом,

Хрипит с натуги на пути прогресса.

Еще смешон, еще не нужен прессе,

Еще сдает экзамен на излом…

Он сдвинет мир, и ближнего раздавит.

И вовсе не со зла – от слепоты.

Любимые не могут отойти:

Они жалеют и за то страдают.

Жестокость в том, что гений одинок –

Он именно поэтому жесток…

Звезды

на смерть Владимира Высоцкого

«...А с небосвода бесшумным дождем

падали звезды...»

В. Высоцкий

Им — миллиардам летящих

В безмерной пустыне вселенной

Неведомо, что это значит —

Бессмертие вспышки мгновенной.

Им — детям вселенского взрыва,

Живою планетой не ставшим,

Неведомо, что это значит —

Почувствовать силу бесстрашья,

Почувствовать сопротивленье

И жуткую краткость полета,

Когда беззаботность движенья

Сменяется трудной работой.

Работой на преодоленье,

Работой на самосгоранье

За несколько светлых мгновений

На черной стене мирозданья.

Задумает кто-то желанье,

А в ком-то надежда забрезжит...

Пусть коротко было сиянье,

Но мир не останется прежним.

Всемирный закон сохраненья

Энергии мысли и духа

Способствует переселенью

Бесстрашно горящих друг в друга.

* * *

…И ты лежишь,

меж губ трепещет воздух,

и звук течет по кромке тишины.

А за окном

природа тратит воду

на омовенье маленькой весны.

И все в душе в гармонии с природой,

в природе все в гармонии с душой.

Так ноют наши раны к непогоде,

но лечит душу дождик небольшой.

И кажется в сей миг,

что мир прекрасен,

и чист, как наши детские мечты.

и долгий путь наш

до разлуки –

ясен,

как в чистом небе

звездные пути.

И кажется в сей миг,

что нет предела

для растворенья

наших душ и тел,

и все в природе рождено,

чтоб пело,

что есть любовь,

и нет важнее дел…

…И ты поешь.

меж губ трепещет воздух,

и звук течет по кромке тишины.

Через любовь мы познаем природу:

в ней все друг другу

на земле нужны.

Играет Сергей Рахманинов

Этюд

Нет пальцев, стремящихся к клавишам,

Нет клавиш, стремящихся к пальцам,

Есть музыка и подступающий

Озноб перед взлетом души.

И мысли о смерти внезапные,

Как в космосе звуки и запахи,

И взлет зазвучавшей души...

И звук одинок, словно дерево

В степи, обеззвученной засухой,

И эхом чуть слышная тень его

Пытается стон заглушить...

Такое уже не играется,

А где-то в бессмертье рождается,

Чтоб вместе со смертными жить.

Каранкульсай

(пейзаж)

1.

Силуэт лежащей женщины,

Облаков бедром коснувшейся,

Дым костра, пятно орешины,

Шум реки, в снегах проснувшейся,

Горизонт, золой подернутый,

Чай, в кастрюльке закипающий,

Небосвод, вверх дном повернутый,

И простор всерастворяющий.

2.

- Ты чё? – кричит ночная птица –

Ты чё не спишь в столь поздний час?

- А я ничё… А мне не спится,

Я просто думаю о нас.

О том, как ты легко и вольно

Поешь свою ночную песнь,

Чужды тебе тоска и войны,

И неприродный интерес…

- Ты чё? – кричит ночная птица –

Ты чё! В твоих речах туман.

Идет гроза, гнездо кренится,

Ты чё – ведь я схожу с ума…

Вдруг чёрт ударил в твердь рогами,

И небо яркою чертой

Перечеркнул мгновенный пламень,

И гром навис над тишиной!

3.

Слышишь – песня льется с ветки,

Слышишь – песня бьется в клетке.

Если в песне – Красота,

Остальное – суета.

Лишь бы сохранить своею

Трель и тишину за трелью,

Чтоб за этой тишиной

Снова звук рождался свой.

Счастье, если песня льется,

Ну, а слушатель найдется.

4.

И это есть прощание с весной,

Когда в горах нам грозы отгремели,

И рюкзаки поспешно опустели –

Когда мы возвращаемся домой.

А дома за бетонною стеной

Мир снова нам свои дарует цели,

Свои вершины и свои ущелья,

И свой рюкзак, в котором шар земной.

И шагом марш! – до будущей весны,

Коль силы есть и помыслы честны,

И сердце жадно дышит высотой.

И шагом марш по круче, не скуля!

Вперед, покуда вертится Земля –

Ведь кто-нибудь шагает за тобой...

Круиз

Дымок над сопкой Ключевской,

Как над трубою парохода,

Который звездною рекой

Везет на палубе народы.

Везет отчаянье и страх,

И вдохновение, и счастье…

И вся команда на местах,

И капитан красив и властен.

А пассажиры, как всегда,

На удивленье беззаботны:

И заменяет ерунда

Им настоящую работу.

Они склоняют, суетясь,

Все неудобства парохода,

Клянут погоду, качку, грязь

И опостылевшую воду…

Команда смотрит свысока

На их слепое мельтешенье.

Ее забота нелегка –

Сработать Вечное Движенье.

Ей смехотворна мишура

Нелепых титулов и званий.

Жизнь для команды - не игра,

Не торг, а высшее призванье.

В ней все спокойны и тверды,

Как люди, знающие дело.

Ни от удач, ни от беды

На мир не смотрят отупело.

А пассажирам снится сон

О том, что и они команда,

Что каждый властью облечен

И каждый делает, что надо.

Что в их руках компас и руль,

Что им подвластны курс и скорость…

Лежит в каюте каждой – нуль

И подает чуть слышно голос…

Предвосхищает взрыв дымок

Над грозной сопкой Ключевскою.

Всезаглушающий гудок

Готов взлететь над тишиною…

Масштаб души

Я продолжаю монолог,

Все больше голос напрягая.

Но треск, но звон, но топот ног...

Но ниже, ниже потолок...

И я под небо выбегаю.

И голос тонет в тишине,

Где звезд рождение неслышно,

И стих мой вестью обо мне,

Такой свободный в глубине,

Смолкает у ближайшей крыши...

Мы произносим монологи

С мечтой, мольбой о диалоге.

Но каждый вписан в свой масштаб,

И в хоре звезд

мой голос слаб...

Мгновения

1.

О, как оно длится –

мгновения это,

перед закатом,

после рассвета,

словно на фото застыла картинка:

птица, летящая в птицу дробинка…

Где и когда они соединятся?

Знать бы, чтоб вовремя чуду вмешаться…

Время впадает в мгновение это –

перед закатом,

после рассвета.

2.

Шаткий шепот камыша,

Шелестящий шаг прибоя,

Ветра шумная душа

Здесь встречается с луною.

И юны из глубины

В лунный сад спешат русалки,

Длиннохвосты и стройны…

Нет на свете их, а жалко.

Серебрится чешуя

Или лунная дорожка…

Море, ветер, ночь и я

С грустью мягкой, словно кошка.

3.

Полусон, полуявь,

Крик лягушек влюбленных.

Звезды движутся вплавь

В глубине небосклона.

Ветер нежною кожей

Льнет к усталому телу.

Дню спасибо – он прожит

Так, как нам захотелось.

4.

Ты и я, а между нами

Ночь, шершавая, как камень,

И друг другу не слышны

Две сидящих тишины…

5.

Свежее утро, соленое море,

Солнце в небесном гуляет просторе.

Хочется верить, что будет всегда

Самая добрая в мире звезда.

6.

Душа боится немоты,

Как тело – долгого паденья,

Когда и скалы, и кусты

В одно спрессованы мгновенье.

Душа боится немоты,

А не глубокого молчанья –

Мы в нем, как в семени цветы,

Души скрываем содержанье.

Кампанелла

(монолог бродячего поэта)

Кампанелла - колокол

Я дома!

Понимаете? Я дома…

Или поэт бездомен по призванью,

когда он ждет, как колокол ждет звона,

открытости, свободы, пониманья?

Динь-дон… Динь-дон…

Я погружаюсь в образ,

как в молчанье.

Я колокол печальный

на пищали

когда-то переплавленный…

Динь-дон…

Мой миг, мой дом, моя планета,

Летящая, как детский шар средь веток
где каждое касание летально…

(Мы любим жизнь, над Летою детая)

Мы любим жизнь

всеобще и детально,

но так и не научимся любить:

любить – и каждым мигом дорожить,

любить – и каждым нервом чуять Время,

любить – и думать,

думать, как нам жить,

чтоб каждый был любим

на свете всеми…

Динь-дон… Динь-дон…

Ждет колокол набата,

как спасенья,

как мертвый – воскресенья,

как прощенья

ждет нами осужденная Земля,

пока юля,

мы лепим наши жизни,

ненужные ни миру, ни отчизне,

прилепленные к быту, словно слизни

прилеплены к зеленому листу.

Чем наши жизни завтра прорастут?

Заметны ль будут внукам наши всходы,

когда идеи оптом продают

неутолимой выгоде в угоду?

Когда догмат, сковавший жизнь идей,

решает судьбы мира и народа,

когда во имя власти из людей

растят убийц, фанатиков, уродов,

когда понятья совести и чести

среди людей, как птицы – не на месте?..

Динь-дон… Динь-дон… Динь-дон…

Пусть мир наполнит звон,

пусть в звон вольется стон,

пусть в души бьется он!

Динь-дон… Динь-дон… Динь-дон…

Спасайте, люди, дом!

Наш общий отчий дом!

Чтоб внуки жили в нем

любовью и трудом!

Динь-дон… Динь-дон… Динь-дон…

Пусть, душу веселя,

летит средь звезд Земля!

И пусть летит на ней

прекрасный мир людей!

Динь-дон… Динь-дон… Динь-дон…

Неслышен голос мой,

как колокол больной.

Я выплесну печаль –

и выстрелит пищаль:

и не динь-дон – пиф-паф…

застонет кто-то, пав…

не потому ли так

мой колокол печален,

что мир был, как и я,

когда-то переплавлен?..

И все ж я дома!

Слышите!

Я дома,

где каждый шаг мой

что-нибудь да значит!

А как иначе?..

* * *

Ненавижу всяческих цензоров,

Полукровок и чистых церберов,

Подгоняющих всю культуру

Под заверенную макулатуру.

Ненавижу себя – предателя,

Желевидного обывателя,

Всепослушного и всеядного,

Слишком мудрого и приятного.

Ненавижу беззубых бардов,

Подпирающих стойки баров,

Пропивающих честь и души,

Поджимая хвосты и уши.

Как затмившую гордость корысть

Ненавижу свою покорность.

Ненавижу… и замечаю,

Что строкой, как хвостом, виляю.

Ненавижу в себе я цензора,

Дрессированнейшего цербера…

Ненавижу в себе халтуру,

Создающую макулатуру.

* * *

О, этот странный мир по имени душа,

Которого и нет, как будто, по науке,

Но вычеркни его — и незачем дышать

И нечем испытать ни радости, ни муки...

О, этот странный мир, где мы живем с тобой,

Как в зеркале воды далекие светила —

Лишь только в нем, сейчас, единою судьбой,

Покуда жизнь ее на две не разделила.

О, этот странный мир, который так болит,

Мир, где твоя тоска равна моей надежде,

Который хочет петь, смеяться и любить,

Но стонет, как больной в смирительной одежде...

О, этот странный мир...

О, этот странный тир...

Где пуля, цель, стрелок —

Едины, словно бог.

* * *

Ланке

Приходят слова и уходят слова,

Оставив душе бессловесные чувства.

И тысячи лет повторяет искусство

Бессмертно-банальное, как дважды два:

С тобой мы одно, а не два существа!

Когда ты уходишь, как лето сквозь устье

Последнего теплого часа – мне пусто,

Я словно упавшая наземь листва.

Мы знаем, что это банально, и все же

Мы чувствуем так, мы иначе не можем…

А сможем – и быть перестанем людьми.

Да здравствует миг единенья меж нами,

Который для нас обернулся годами!

О господи! Как бы я жил без любви?!

* * *

Птицы-тени, птицы-тени,

Птицы – черные мгновенья,

Птицы – сестры белых птиц:

Птиц улыбок наших лиц.

Машут черными крылами,

Мрак роняя между нами.

Там, где птицы пролетят,

На душе кресты стоят.

Взмах крыла – и кто-то умер…

Взмах – тревоги воет зуммер…

Взмах – и песня умерла,

А бессмертною была…

Птицы-тени, птицы-тени,

Птицы – черные мгновенья…

Мы стреляем в черных птиц –

Попадаем в белых птиц…

Светотень

В паутине-тени облетевших ветвей

Тень моя.

И торчу я недвижно и гордо над ней,

Как причина, Создатель, Хранитель секрета,

А по сути –

Всего лишь препятствие свету.

В паутине-тени облысевших идей

Мысль моя

Рвется, как стрекоза из постылых сетей.

Но смеюсь я над ней, хорошо понимая,

Что свободно

Лишь солнечный свет отражаю.

В паутине-тени обессилевших чувств

Страсть моя.

Между сотен зеркал, отражаясь, мечусь.

Но пусты зеркала…

Я на них не пеняю –

Видно, сам я

Неправильно свет излучаю.

Солдаты интернационала

Советским солдатам, погибшим при защите

завоеваний революции в Афганистане.

И жены рыдали, злой правде не веря,

И дети впервые от горя ревели,

Столкнувшись не в играх своих, не в кино

С безжалостной и настоящей войной.

И гипсом твердело высокое небо –

Горячей земли остывающий слепок.

И черные птицы комочками пепла

Ложились на землю, горланя нелепо…

…Им было за двадцать, за тридцать, за сорок –

Надежда страны, честь страны и опора.

Они оплатили долг, взятый страной,

Единственной – самой высокой ценой…

И знали солдаты, что с этой войны

Никто не вернется героем страны.

Плевать им на то, что, конечно, резонно

Народ не узнает о них поименно:

Ведь мир на планете, а вирные дни,

Увы, не должно быть героев войны.

Плевать им на славу, почет, ордена:

Не вышла б из этой – большая война.

А сердце стучало в надежде слепой:

Скорей бы, скорей бы, скорей бы

домой.

И вот они дома, но им не слышна

Зажатая горем в груди тишина…

Деревья в почетном стоят карауле,

И в мертвых телах стынут мертвые пули…

Повзводно, поротно колонки газеты

В шинели защитного цвета одеты…

1981 год

33

(самопоздравление)

А может быть, и я

придуман, как и ты?

Или, быть может, ты

жил так же, как и я?

Застыли вдоль дорог

по времени кресты –

Координаты «икс»

и «игрек» бытия.

Ты думал, что в осях

вместится целый мир,

Как пьяный человек

в разодранной рубахе?

Увы, рубаху сняв,

он сотворит кумир,

И заповедь забыв,

и тез о Фейербахе.

Апостолы – дерьмо!

Евангелие – враки!

Прет исповедь тюрьмой,

беззубьем пахнут драки…

Плевать, что тридцать три –

бурлят желанья в теле!

Ты лик с лица сотри –

запрещены дуэли!..

Кого к барьеру звать?

Зеркальный мир цветет!

Дашь в морду подлецу –

неделю челюсть ноет…

И, все ж, нам по пути,

и я ползу вперед –

Любой рожден, чтоб жить

иль богом иль героем.

(пред тем, как стать навек

хорошим перегноем)

Глупец! Искал свой крест,

а он всегда со мной –

Крест-дух, крест-мысль, крест-стих,

крест - весь мой путь земной.

Уже давно рожден

Иуда для меня –

Монеты слышу звон!..

Его друзья казнят.

О, дай мне, честность, сил

преодолев свой страх,

В лик Истины взглянуть,

не превратившись в прах.

Плевать, что тридцать три!

Громадна тень креста.

Трудней не повторить,

а стать умней Христа…

Бродяга Иисус,

безграмотный мудрец.

Он выбрал для себя

божественный конец…

Апостолы – дерьмо!

Евангелие – враки!

А исповедь – письмо

бредущего во мраке,

Где, словно светляки,

мелькают страх и стыд,

И где слова остры,

как камни для битья,

Где обрамляют путь

по времени кресты –

Координаты «икс»

и «игрек» бытия!..

В пламени костров

Ты шла по тонкому лучику света,

едва различимому в грохоте злобы.

Этот лучик пытались искривить

в гравитационном поле лжи,

ставили на его пути

призму лжефилософий,

чтобы превратить в расплывчатый спектр

одноцветных истин,

набрасывали темное покрывало молчания,

но…

Ты шла по прозрачному лучику,

прямому, как любящий взгляд,

обнаженная и прекрасная

и поэтому невыносимая!

Ты шла, ступая босыми ногами

по горящей земле.

И там, где ступала Ты –

затягивались раны ее.

Имя Твое - …

* * *

Вечерний свет

осеннему сродни

ложится на лесов зеленых щеки,

и тонкий слой

чуть слышной желтизны

пока не ранит нас

тоской глубокой.

Лишь грусти всплеск,

вечерняя прохлада

и первый взлет бесстрашных комаров,

зеленый сон полей –

души и глаз услада –

звучит прозрачной песенкой без слов…

Но будет листопад…

* * *

А.Лейбкинду

Дождь за окном…

Дрожь

Зеленой души ветвей…

Ложь – одиночество…

Ложь – скудость судьбы твоей.

Истина – чистый звук,

Подвластный касанью рук…

Пусть пальцы бегут,

как ручьи

на клавиши острых камней!

Пусть каждая нота звучит

Единственной песней своей:

Истина – чистый звук,

В котором – бессмертный дух…

Дождь за окном…

Ждешь

Созвучья души своей.

Непонимание – ложь!

Ложь – немота идей!

Истина – чистый звук

Обретших друг друга двух…

Мы – смертные, мы – грешны:

Не боги!

Пожизненно – узники правды.

Несутся наши истоки

По небу,

Чтоб ливнями падать

На горы, на крыши, на души,

В ладони усталого мира,

любви своей жажду обрушив,

замерзшую в строках клавира.

Истина – чистый звук

Раскрепощенных вьюг…

Как жить над землей одиноко…

Как жить над землей одиноко!

Выхлестываем по водостокам

Суть наших небесных истоков…

Истина – чистый звук

Крыльями ставших рук!..

А в зале холодные стулья

Желтой звенят пустотою,

Но верит душа – не впустую!

Бессмертное жизни достойно!

Но верит душа, что нетленно

Живое ее откровенье.

Имеющий душу – услышит!..

А дождь все колотит по крыше…

А дождь все колотит по крыше…

Имеющий душу – не слышит…

Дождь за окном…

Что ж…

Мгновение в звуке длинней…

Непонимание – ложь…

Одиночество - ложь

Уставшей души твоей.

Истина – чистый звук,

В котором живет твой дух!..

Если

Если парадною медью

Покрыты горящие лица,

Значит, я где-то промедлил,

Значит, я в чем-то ошибся.

Значит, слабы мои строки,

Значит, ничтожны их сроки,

Рифма пуста и беззвучна –

Мало я жизнью измучен.

Коль негодует чинуша –

Поэзия дня нетоварна! –

Закон нашей жизни нарушен.

Страной управляю бездарно.

Значит, глупы мои строки,

И миновали их вроки,

Рифмы мои барабаны,

Мысли – лениво-диванны.

Если и слуги, и боссы

Чешуйчато-орденоносны,

Тревожусь бессонно – не поздно ль?!

Болезнь эта слишком серьезна:

Не поздно ль писать эти строки?

Не поздно ль высчитывать сроки?

Не поздно ли рифмой тревожить

Сердца с продубленною кожей?

Когда стихотворные дули

Премудро меж строчек таятся,

Уверен – себя обманули

Поэты с душою Паяца.

Пусть будут смешны мои строки,

И мимолетны их сроки,

Лишь были б в них рифмы не лживы,

И ритмы надеждою живы.

* * *

Еще не жгут огнем слова

И взгляды не красноречивы…

Да мы и сами-то едва ль

В них слышим тайные мотивы.

Но сердце бьется чуть быстрей

В предощущенье нашей встречи

И ранят скудостью своей

Живую душу наши речи.

О, как банальна и светла

В нас воплотившаяся вечность!

А наши общие дела

Так беспощадно быстротечны…

Минует час, минует миг,

И, друг от друга вновь свободны,

В своих мирах замкнемся мы,

Томясь от пустоты холодной…

Но может, может, может быть,

Мы врозь уже не сможем жить?..

Земной поклон

Домой возвратились солдаты,

Усталые и худые…

Земной вам поклон, ребята,

За то, что вы победили!

За жизнь и за чистое небо

Над нашими головами,

За то, что не только хлебом…

Ведь все это сделано вами.

Уходят в легенды солдаты –

Бессмертные, молодые…

Земной вам поклон, ребята,

За то, что вы победили!

Мелькают часы и годы,

В землю земное вернется.

То, что в нас смертно – уходит,

Бессмертное – остается!

Мы – это ваши души,

Снова обретшие тело.

Вы говорите – мы слушаем,

У нас с вами общее дело:

Чтоб жизнь не была распята,

Чтоб люди людей растили…

Земной вам поклон, ребята,

За то, что вы победили!

* * *

Ищу человека

средь белого света.

Чадит, словно факел сгоревший,

планета.

Ищу человека!

и в зеркале чистом

я вижу, что кто-то

мне в сердце стучится…

* * *

Когда, привычные к разлуке,

Мы разлучаемся опять,

Привычно нас терзают муки,

От мук не должно отвыкать.

Привычно шествует светило,

В себе соединяя нас.

Мы знаем, что все это было

За сотни лет мильоны раз.

Но не слабеют наши муки,

Не ускоряет время бег…

Мы вновь прикованы к разлуке

На миг, на час, на день, на век…

Красная, красная роза

Из Бернса

Любовь подобна красной розе,

Расцветшей вдруг в июне.

Любовь подобна сладкой песне,

Вдруг оживившей струны.

Сколь ты, любимая, прекрасна,

Столь и любовь бездонна.

Не разлюблю тебя, о, друг мой,

Пока бушуют волны.

Пока бушуют волны, друг мой,

И ледники сверкают

Не разлюблю пока, о, друг мой,

Песчинки жизнь считает.

Разлуки пропасть, милый друг,

Разлуки пропасть я

Преодолею, милый друг,

И вновь найду тебя!

* * *

Люблю случайности судьбы

И непредвиденные встречи,

Когда, вседневных дел рабы,

Крылато расправляем плечи.

Когда в словах чуть слышен звук –

Надежды дальней колокольчик:

Касанье взглядов, трепет рук…

Все остальное – между строчек.

Все остальное – чудный бред,

Прекрасный сон и наважденье!..

За ним всегда приходит вслед

Мудрейший холод отрезвленья.

И в бездну времени навек

Ложится будущего чудо,

Как на планету первый снег

На легких белых парашютах…

Люблю случайности судьбы

И непредвиденные встречи

За тайный пламень ворожбы,

Сердца связующий навечно…

Музыка Скрябина

…И стены прозрачны для звуков, летящих из сердца,

И звуки летят, наполняя собою пространство,

И души за ними, спеша, устремляются следом,

Оставив земле свои цепкие жадные корни,

И новую жажду в полете своем обретают…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

…Рояль оживает… И множатся звуки, как люди,

С любовью и страстью в полете друг с другом сливаясь…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

…И музыка бьется в оглдохшие души, как птица

В морозные окна с предсмертной надеждой стучится…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Летите, проклятые души, летите!

На стрельбище

Взгляд сквозь прорезь прицела

Мир сжимает до точки.

Цель – не звонкое тело,

А доска возле кочки.

Глаз прищурился пристально,

И рука отвердела…

«Пли!»… и красными брызгами

В снег щепа полетела.

Мир рывком расширяется,

Солнце всходит над мушкой…

Не спеша, опускается

От плеча погремушка…

* * *

Ланке

Не будет у меня ни денег и ни славы,

Ни скипетра в руке, и ни в другой – державы.

Но будет у меня твоя любовь и нежность –

Поэтому для нас бессмертье – неизбежность.

А что же это есть, бессмертье, в самом деле?
Парящий в мысли дух, непомнящий о теле?

Иль вплавленный в слова случайный отблеск страсти?

А я считаю, что бессмертье – наше счастье

Встречать во сне друг друга по ночам,

Переплетясь дыханьем нашей кожи,

Когда и жизнь, и воздух пополам,

И разделить все это невозможно.

Когда слова бессмертны, как стихи,

Когда стихи понятны, как лобзанья,

И, как молитвы, светятся грехи

Неутолимой жаждой пониманья,

Когда душа послушно льнет к душе,

Не опасаясь волю дать влеченью,

Когда не нужно кем-то быть уже,

А важно быть любимым хоть мгновенье…

Не будет у меня ни денег и ни славы,

Ни скипетра в руке, и ни в другой – державы,

Зато есть у меня тепло твоих ладоней.

Что может быть еще богаче и достойней?!

Песенка исторического оптимиста

Я долго думал, братцы,

Как так могло случиться?

Стреляли спекулянтов

В семнадцатом году,

А в восемьдесят первом

Им стало сладко житься –

Дерут с меня три шкуры

За дрянь и ерунду.

А я бы вновь Россию

Призвал к борьбе декретом:

«Долой буржуазию!

Даешь всю власть Советам!»

Тогда я начал, братцы,

Читать скорее книжки,

Которые читали

И вы, пари держу…

И стали шевелиться

В мозгу моем мыслишки,

Но в зеркало я глянул,

А в зеркале – буржуй!

И тут сообразил я,

что слишком строго это –

«Долой буржуазию!

Даешь всю власть Советам!»

И я подумал, братцы,

Что ль, бизнесом заняться?

И драть с вас по три шкуры

За дрянь и ерунду.

Серьезно, в самом деле,

Не вас же мне бояться,

Сейчас не то, что было

В семнадцатом году!

Ну, кто здесь рот разинет

И прямо скажет свету:

«Долой буржуазию!

Даешь всю власть Советам!»?

Соображайте, братцы,

Что выгодно кому-то,

Чтоб был в хозяйстве нашем

Немыслимый бардак.

Ведь золотую рыбку

Поймать в водичке мутной

Гораздо легче, братцы,

Тому, кто не дурак.

Тому, кто крикнет зычно –

Ничуть не странно это:

«Долой буржуазию!

Даешь всю власть Советам!»

Я долго думал, братцы,

Ну, как тут не свихнуться?!

И я увидел ясно,

Во сне или в бреду,

Как в новой Революции

Никто не рвется к власти,

А думают все вместе,

Как отвести беду

Так просто выразима

Смешная мудрость эта:

«Долой буржуазию!

Даешь всю власть Советам!»

Признание

(рондо)

С. В.

Любовь жива

средь дел пустых,

Средь вечных тем и тем простых,

В снегах тоски, в песках покоя

Она — как пламя под золою...

Любовь, как штрих, как песнь, как стих,

Рождается из волн морских,

Чтоб ор бессмысленный затих

И превратился в гимн прибоя —

Любовь жива...

Мой милый друг, как странно тих

Мой голос в хоре чувств моих!

Надеждой, счастием и болью

Мы — как два полюса с тобою.

Чтоб слить в магнит единый их,

Любовь жива.

Птичий остров

Какая тишина

На острове моем:

Не стонет океан,

И не хохочет гром,

И сети на ветру

Не бьются над песком,

И я давно средь них

Не шляюсь босиком.

А с обнаженных скал,

Как черные плевки,

В кромешной тишине

Слетают топорки,

И чайки, словно снег,

Бесшумный над волной,

Ныряют в океан,

Распятый тишиной.

На рейде сейнера

Забыли про гудки,

И молча ждут от волн

Пощечин поплавки.

Лишь рыбы в глубине,

Застрявшие в сетях,

Взлетая в ультразвук,

Выкрикивают страх.

Безмолвия туман

По памяти ползет,

И остров тонет в нем

Уже который год…

Ради чего?

Когда над Страной Восходящего Солнца

взошло Солнце Смерти, Земля закричала –

рыдала Земля,

самих же себя пощадить нас моля.

И атомный гриб изогнулся в вопрос:

ради чего

море горя и слез?!

Летит он над нами, он ищет ответ,

которого не было в мире и нет…

Ради чего?!

Когда над Страной Восходящего Солнца

взошло Солнце Смерти, началась новая эра –

Эра Самоубийства Человечества…

Мы пытаемся понять, почему вымерли динозавры,

но спокойно взираем на то, как вымирает человек!

Ради чего?!

Наполнив бокалы подслащенным ядом,

их тянем друг другу, нескaзанно рады.

и ямы копаем друг другу с азартом.

Копаем сегодня… А что будет завтра?

Застыли, друг в друга ракетами целясь,

на бога, на черта, на чудо надеясь.

Но чуда не будет.

И жизни не будет.

Если умнее не станем мы – люди…

Ради чего

мы ежедневно убиваем друг друга?!

Вполне вероятно, что мы –

единственная искорка Разума во вселенной…

ради чего мы пытаемся погасить ее?

К чему мы стремимся сквозь смерть и страданья?

Быть может, к гармонии мирозданья?

Я!

вижу гармонию радуг и молний –

не может быть бесчеловечных гармоний!

И брат мой, зачем-то убивший меня

ослепнет, оглохнет, свой жребий кляня:

В нас – чувства друг друга,

В нас – память друг друга,

В нас – жизни друг друга,

Бессмертье друг друга…

Друг друга – вы слышите?! – а не врага!

И с каждым убийством

мы слепнем и глохнем,

мы – разума корни,

нас рубят – он сохнет…

Ради чего

вне закона людей:

люби, будь любимым и не убей?!..

Неужели кому-то неясно

ради чего человечество требует мира?

Неужели кому-то неясно,

что надо беречь друг друга?

Неужели кому-то неясно,

что человек должен быть свободен?

Неужели кому-то неясно,

что его жизнь и его смерть принадлежат только ему?

Неужели кому-то неясно,

Что все мы – нервные клетки Единого Разума,

что именно поэтому мы – неповторимы?

НЕУЖЕЛИ НЕЯСНО?!

Когда над Страной Восходящего Солнца

взошло Солнце Смерти,

меня еще не было.

Сейчас мне за тридцать…

РАДИ ЧЕГО

ПОВЕЗЛО МНЕ РОДИТЬСЯ?

* * *

Словно новый пятак,

Богом брошенный в щель автомата,

Солнце, смог разогнав,

Молча ринулось в бездну заката –

Будет ночь,

Будут звезды мерцать, как лампадки,

Чтобы несколько строк

В эту ночь появились в тетрадке.

Допускаю, что впрямь

Эгоизм наш людской беспределен…

Ну, а что если мир

Не случайно, а с умыслом сделан?

Чтоб его разгадал

В звездный час человеческий Разум?

И Великая цель –

В открывающей Истину фразе?

Будет ночь…

Соло палача на ударной установке

Удар – вопрос!

Удар – вопрос!

Ох, нелегко вести допрос:

устали руки,

устали ноги!

Но слышал я,

что в тюрьмах-супер

для пыток применен компьютер –

любой удар им

рассчитан строго.

Удар – вопрос!

Удар – вопрос!

Я превращу вам в ростбиф нос,

затем поджарю –

я любопытный!

Еще минуту помолчите

и слух мой нежный усладите

приятным воплем

сонаты пыток…

Удар – вопрос!

Удар – вопрос!

Наш диалог предельно прост –

живи предатель!

Смерть молчаливым!

Уверен я? что не жестоко

бить аргументом силы тока –

в электротанце

вы так красивы!

Удар – вопрос!

Удар – вопрос!

Мой спецкостюм солен от слез.

Я исполняю

на жертвах соло.

Я – и артист, и композитор,

передо мной живой пюпитр

и инструменты

любого пола.

Удар – вопрос!

Удар – вопрос!

Я кончил!

Жду аплодисментов!

Танец

Ланке

Танцует Женщина…

По музыке плывет

Как облако, отдавшееся ветру,

Отчаянно

Танцует, как живет,

Укрывши наготу

Вечерним светом.

А под ногами –

Годы и мечты,

Ковер надежд,

Что соткала когда-то.

А под ковром –

Страх вечной пустоты,

Страх потерять все,

Чем душа богата.

Танцует Женщина…

Летит ее душа

За музыкой

В неведомые выси.

Скупая вечность,

Твоего гроша

Не просит Женщина,

Она умней и выше.

Она наполнит жизнью

Каждый миг,

На счастье ей

Ниспосланный судьбою.

Из всех невзгод

И радостей своих

Жизнь изваяв,

Поделится со мною.

Танцует Женщина –

Богиня красоты,

В порывы ритма

Волосы вплетая.

Живое чудо

Женской наготы

Над вечной пустотою

Утверждая…

* * *

У радости нет слов –

Улыбка, вздох и взгляд…

Из всех богатств нашлось

Три слова: «Как я рад!»

Улыбка, вздох и взгляд.

А с улицы Зима

Смотрела сквозь окно.

И в голове туман,

И в комнате темно.

Как три луны судьбы

В безмолвии кружат,

Законы все забыв,

Три слова «Как я рад!»

Улыбка, вздох и взгляд…

* * *

Я вижу, как впадает в Пустоту

Моих минут прозрачная река.

А я прикован к чистому листу,

Как будто клякса в шкуре пустяка.

Я вижу – жизнь уходит сквозь песок,

Как дождь, пустыню не преобразив,

Как бриллиант, растертый в порошок,

Уходит в идеале в абразив.

Я слышу, слышу эту тишину,

Всосавшую в себя мои слова!..

У собственной же тяжести в плену

Они из бездны выплывут едва ль…

Они уже скользнули в Пустоту,

Не слышал их в пылу ни друг, ни враг…

Земной поклон чистейшему листу

За то, что он стерпел души пустяк…

Стрелочник

Скажи-ка, друг, себе и мне –

Кто ты сегодня на планете?

Мы – стрелочники наших дней,

И за последствия в ответе.

Никто не в силах запретить,

Какой бы властью не увенчан,

Как наша мысль велит нам жить

И мыслить, мир взвалив на плечи.

Свободомыслие, как кровь,

Необходимо нашей жизни –

И в мрачном пламени костров,

И в иллюзорном Коммунизме!

…Какой-то стрелочник, раззява,

Как поезда, столкнул державы!

1982 год

* * *

В почтовом ящике тоска

Зияет пустотой.

Обрывки белого листка

Кружатся над землей.

Покорно тая на лету,

Ложатся на асфальт.

Закрою ящик и пойду

Письма, как чуда, ждать.

* * *

В сердце пространства, распятого ветром,

В сердце пространства, сожженного светом,

Словно реликтовые лучи,

Мечутся души влюбленных в ночи.

Мечутся – ищут друг друга веками,

Жадно в глубины миров проникая,

В них утоления не находя –

Страшно в Нигде, но страшней в Никогда…

В сердце вселенском слышны перебои,

Если хоть миг мы в разлуке с тобою.

* * *

В темноте ожиданья на ощупь

Одинокие движутся души…

А, наверно, им было бы проще,

А, наверно, им было бы лучше

Без движенья затихнуть в пространстве,

Защитившись от горечи странствий –

Не калечиться, не спотыкаться

И запретных плодов не касаться…

Может быть…

Но зовется душою

То, что в нас неспособно к покою…

Выход есть!

- Выход есть! – себе солгу.

- Выход есть – себя утешу.

И табличку «Выход есть!»

На дверях души повешу…

Выход есть – потерян ключ,

И надежды, как отмычки

Подбираю - я везуч:

Счастье – давняя привычка.

Вот надежда на «авось»,

Вот на мудрость упованье,

На отчаянье. На злость,

На взаимопониманье…

Вот надежда на любовь –

Чудеса она творила,

Рядом вера в силу слов –

Есть у нас такая сила…

На культуру, тонкость чувств,

Бескорыстие и верность,

И на память рук и уст,

И, конечно же, на нежность…

Все надежды хороши

Для спасения души.

Но болит она, как прежде –

Нет спасительной надежды,

Нет ключа и нет отмычки,

И безвыходность привычна…

- Выход есть! – тебе солгу.

- Выход есть! – тебя утешу…

И табличку «Выход есть!»

На дверях души повешу…

* * *

В. Гильману

Кончается детство, кончается юность,

И зрелость приходит, и опыт, и мудрость.

И все же навеки в душе остается

Стремленье к тому, что уже не вернется.

Так память безвинно забывшейся дружбы

Вдруг вырвется вздохом тяжелым наружу.

И горечь к забвению приговоренной

Любви

вдруг вонзится иглой раскаленной

В замерзшее сердце под снегом покоя –

Вонзится и станет безмерной тоскою.

И нет одинокой душе утешенья,

Пока одинока она… Но мгновенье

С друзьями при жизни свершившейся встречи

Несчастную душу для счастья излечит

Давайте же будем с друзьями встречаться!

Давайте с любимыми не расставаться!

Взгляните – на нашей громадной планете

Так мало друзей и любимых на свете!

* * *

Глухая черная стена…

Бессилен взгляд, бессильно слово.

Душа стеной разделена

На две субстанции чужого…

Непонимающей себя

Душе с собою одиноко

И странно – память теребя,

Она прильнула однобоко

К стене, как смерть глухонемой,

Страшась услышать – что за нею.

Но беспросветной тишиной

Оттуда равнодушно веет…

Пространство ль, время, божество

Стеною душу разделило?

Была ль она когда живой?

Ужель кого-нибудь любила?

Разлучена сама с собой,

Сама собою нелюбима,

Душа собакою больной

Лежит бездомна, недвижима.

А за стеной ее двойник

Скулит, уперши морду в лапы,

И меж клыков его язык

Пылает аварийной лампой…

* * *

Дайте эля для Даниэля!

Адский жар его душу сушит!

Ну-ка, гномы, повеселее

Исцеляйте живую душу!

Эль, как пламя беги по жилам,

Льдом сверкай, чтобы жадно жилось.

Вездесущим пылай огнем –

Ах, как чудно горим мы в нем!

Сил земных ему – полную чашу!

Искрометная радость наша

Льется пусть в нее через край –

Все до дна, Даниэль, выпивай!

Два одиночества

Два одиночества по улице идут,

В толпе на них похожих одиночеств.

Как тесно им! Куда они бегут?

Куда они спешат и днем, и ночью?

Два одиночества о чем-то говорят

Не слушая, не слыша, не вникая.

А тени их испуганно молчат,

Чужих теней брезгливо избегая.

Два одиночества целуются во сне

Отчаянно, боясь на миг проснуться,

Прижатые навек спиной к спине,

Лицом к лицу не в силах повернуться.

Два одиночества рыдают в темноте

Своей души, замерзшей и ослепшей,

Сбежав от власти всемогущих тел…

Пускай поплачут, если им так легче.

Два одиночества когда-нибудь умрут

Покорно, одиноко, безответно…

И в тот же миг, сутулясь, оживут:

Все смертно – одиночество бессмертно,

Два одиночества…

* * *

За близостью приходит отчужденье,

Приходит за раскованностью страх.

Для подвига достаточно мгновенья –

Для жизни мало времени в веках.

Идут за безрассудностью – сомненья,

За безграничной радостью – тоска,

За слепотою нежности – прозренье,

А за мечтою – дуло у виска…

Любимая, у нас одно спасенье –

Нарушить мира вечное теченье,

Наш мир зависит, все-таки, от нас!

И если мы ведем себя нелепо,

То это наша общая вина –

Мир невиновен, если чувства слепы.

Любви стена молчанья не нужна.

Заклинание

Ты приснись мне, пожалуйста!

Ну, приснись мне, пожалуйста!

Нежным чудом явись,

На судьбу мне пожалуйся

И ладошкой коснись.

Мыслей белые аисты

Улетают к тебе.

Ты приснись мне, пожалуйста,

Подчинись ворожбе.

Ты приснись мне, пожалуйста!

Ну, приснись мне, пожалуйста,

В сне дневной суеты.

Вдохновенья пожаром стань,

Воплощеньем мечты!

Ты не можешь не сжалиться –

Ожиданьем живу.

Ты приснись мне, пожалуйста,

Навсегда, наяву…

Ты приснись мне, пожалуйста,

Ну, приснись мне, пожалуйста…

* * *

И происходит чудо,

Когда приходишь ты –

Не умирают люди,

Сбываются мечты.

Замолкнув на мгновенье,

Мир прекращает бег,

Свет не рождает тени,

Жизнь не рождает бед…

А ты опять уходишь,

Но мир уже не тот –

До твоего прихода

Он памятью живет.

Интерьер

Я утром в зеркало взглянул,

А в нем лишь интерьер:

Стол, телевизор, кресло, стул

И желтый мрак портьер.

Ладонью зеркало протер –

«А я где, черт возьми?!»

Но только небо из-за штор

Сверкнуло в нем на миг…

И вновь картина бытия –

Наш интерьер простой

В том месте, где быть должен я

Зевает пустотой.

* * *

Когда по коже пробежит

Озноб от нежности горячей,

Когда душа возжаждет жить

На краткий миг лишь настоящим,

Когда бессмысленны слова,

А тишина полна значенья,

Когда хмелеет голова

От одного прикосновенья,

Когда безжалостна судьба,

Когда немыслима разлука,

Когда и взгляд, и вздох – мольба,

Когда невысказанность – мука,

Когда доверчива душа,

И в пламень превратилось тело –

Жизнь безрассудно хороша,

Как будто жизни нет предела…

* * *

Любимая, любимая –

Звучит мольбой «Люби меня!»

Любимый мой, любимый мой –

Звучит мольбою «Будь со мной!»

И только у разлуки

Мольбы беззвучны звуки.

* * *

Любовь – трагедия по жанру,

Как взрывы звезд

И как пожары,

Как сход лавин и ледников,

Как тихий, тяжкий шаг веков.

Любовь, как жизнь – непобедима,

Любовь, как смерть – неотвратима

И беззащитна, как дитя –

Дурак убьет ее шутя,

Ханжа – спеша, ее придушит,

Но перед этим свет потушит.

Подлец продаст за медный грош –

Мол, что с нее еще возьмешь?

Лишь обезумевшим влюбленным

Смешны запреты и законы,

Они над пропастью идет –

Наутро трупы их найдут…

* * *

Над пропастью,

над бездною

Захватит дух:

Сорвусь – взлечу?

Исчезну ли?

Одно из двух…

Всесильна диалектика,

Мечусь из мрака в свет,

А лишнего билетика

В бессмертье нет.

Мы грешные,

мы здешние

До кончиков волос,

Как вешний ветер

бешеный

И хохот гроз!

Паденьями

и взлетами,

И строками стихов

Мы новый мир

работаем –

Его остов.

Надо жить!

Рожденному летать

Так трудно ползать:

Мешают крылья,

Клюв уходит в землю,

И когти зацепляются

За корни и стебли трав,

Полегших при паденье…

Но надо жить…

Удастся ли срастись

Еще костям, обрывкам сухожилий?..

Или теперь по жизни волочить

Ненужных крыльев вечное проклятье?..

Которым никогда не ощутить

Упругость воздуха,

Подмятого при взлете,

Которым при полете не коснуться

Воздушных струн,

Натянутых меж сфер,

И не заставить Музыку звучать…

Ужель она вовеки недоступна?..

Но надо жить!..

А крылья отомрут

Иль приспособятся

И могут стать полезны

При ползанье:

Чтоб раздвигать кусты,

Служить опорой или же укрытьем,

Когда глазам невмочь смотреть на мир,

Приплюснутый судьбой к горизонтали…

Да, надо жить,

Чтоб все же доползти

К обрыву

Для Последнего Полета…

* * *

Нас и предчувствие страшит,

И ожидание тревожит.

Мы не умеем «просто жить»

И друг без друга жить не можем,

Как атмосфера без Земли,

И как Земля без атмосферы…

Мне страшно – горизонт вдали

Роняет грозовые перья,

Разлуки долгие дожди

Уже шумят за горизонтом…

Что там за ними, впереди?

Тайфун, циклон с широким фронтом?..

Нет-нет, да и мелькнет в глазах

Тоски тревожная дождинка –

Зачем так стрелки на часах

Спешат нелепо, молча, дико?!

Я слышу – крыльями шуршат,

Уже взлетая, наши письма.

Живу и жду – разлуки ад

Доведен до автоматизма.

* * *

О, как разумны наши чувства!

Всей Академии Наук

Не по зубам достичь искусства

Изобретенья тысяч мук,

Что мы себе изобретаем

И создаем из ничего,

Так аккуратно, так детально,

Как шелкопряды кокон свой.

Душа окуклиться готова,

И не жива, и не мертва…

Она умрет – родится слово:

Так и рождаются слова.

* * *

Обременительна любовь –

Проклятье чувств, обретших крылья –

Ведь крыльям надо вновь и вновь

Летать, преодолев бессилье

И притяжение Земли,

И страх пред высотой опасной –

Все то, чем разум наделил

Наш дух в заботе ежечасной

О сохранении себя

В покое непоколебимом.

Опасно в мире жить, любя.

Стократ опасней быть любимым,

Когда гудящий самолет

Тебя возносит над землею,

И дух твой, сжавшись в страхе, ждет,

Когда он рухнет вниз с тобою.

* * *

Одинокое небо

Одинокому полю

Подарило мечту

О вселенском просторе,

Где возможно быть светом,

Жарким солнечным ветром

Или неуловимым

Излученьем нейтринным.

Одинокое поле

Одинокому небу

Протянуло надежды

Невидимый стебель.

И, наполненный светом,

Словно парус под ветром,

Стебель выпрямил стан свой,

Покоряя пространство.

Одинокого неба

Одинокая осень

Посмотрела на поле воспрявшее

Косо…

Вот и кончилось лето –

Ни надежды, ни света…

Между полем и небом

Только ветер со снегом…

Операция

(рассказ рай-хирурга)

Когда израненной душе

Мы ампутировали крылья,

Мне протрубил архангел: - Вшей

Протез,

Чтоб все же крылья были!

Пускай уже не для полета,

А чтобы быть душе душой,

А не мишенью для заботы,

Уже ненужной и чужой…

Поскольку высший пилотаж

С протезом будет недоступен,

Она не ринется в вираж,

Границ запретных не преступит,

Осанну будет петь, как все –

В одеждах белых и при крыльях…

Не повредит ее красе,

Что мы протезы ей пришили…

В словах архангела резон

Всегда есть, ибо он – начальство.

У нас в раю простой закон:

«Блажен – так старшим не мешайся!»

Беру протез

(полно крылья:

наш бог – мастак лепить из глины)

Чуть больше крыльев воробья

И чуть поменее орлиных.

Скучища – души врачевать!

Им несть числа, смешно стараться.

Но – долг врача… блеск мастерства…

Я с богом кончил операцию…

Душа вздохнула тяжело,

Душа с трудом глаза открыла:

-Где я?.. Как будто бы стеклом

Расплавленным облили крылья!..

Я ей ответил: - Ты в раю…

Все – отгуляла, отлеталась…

Тебя вернули к бытию,

Учтя твои страданья, сжалясь.

-Зачем? – заплакала душа.

Приподнялась и огляделась,

Еще от слабости дрожа…

Потом в молчание оделась.

На мир смотрели из-под лба

Две бесконечные печали…

А крылья, словно два горба,

Из-под молчания торчали…

У нас в раю прозрачны стены

Из толстых плит небытия.

Здесь все спокойно, все нетленно,

Здесь жизней нет, здесь – жития.

А за невидимой стеной

Пылал пожаром жизни Хаос –

Безмерный, жгучий, ледяной…

Душа стонала, поднимаясь,

Не замечая райских благ.

Ее молчание болталось

На крыльях, словно белый флаг:

И обреченно, и устало…

И вдруг оно рванулось ввысь

Лучом мелодии прекрасной!

И стены рая пали ниц,

И хаос в рай ворвался властно!

И полетела вдруг душа,

Расправив глиняные крылья.

Все – ей помочь иль помешать

И бог, и врач теперь бессильны.

Межзвездный мрак теперь ей дом…

Навеки став небесным телом,

Когда покрылись крылья льдом,

Душа не падала – летела…

Осень

Приближается осень.

Пропыленные листья

Повернули к земле

Утомленные лица.

Безрассудная страсть

Раскаленного солнца

Жаром жадных ладоней

Их уже не коснется.

Прижимает к земле

Обреченная мудрость.

И насмешкою кажется

Свежее утро…

И сквозь зелень и пыль

Желтизна проступает…

Облетают деревья –

Земля расцветает…

Предчувствие

Взявшись за руки, в одиночество,

Словно в пропасть, шагнем вдвоем,

А на дне ощетинится рощица

Каждым жгучим своим острием.

Это роща любовей несбывшихся,

Это роща любимых невстреченных,

Чувств ушедших и невозвратившихся,

Это роща надежд искалеченных.

Взявшись за руки, в одиночество,

Словно в пропасть, шагнем вдвоем,

Эхо нервное расхохочется,

И наш крик растворится в нем.

Это эхо слепого молчания,

Это эхо стихов ненаписанных,

Это эхо боязни признания

Беспощадно сжигающей Истины.

Взявшись за руки, в одиночество,

Словно в пропасть, шагнем вдвоем,

Сделай крыльями, чудо творчества,

Чувств отчаявшихся излом.

Это крылья Любови свершившейся,

Это крылья добра бескорыстного,

Крылья нежности, в мир излучившейся,

Чтоб вернуться к нам нежностью сызнова.

Взявшись за руки, в одиночество,

Словно в пропасть, шагнем вдвоем…

Реквием

Она умирает…

Заглушим предсмертные хрипы

Потоками слов!

Она умирает…

Резвее, ораторы!

Но не поминайте любовь –

Она умирает…

Ну, кто там замолк на полслове?!

Смелее!

О нравственных ценностях

И о бессмертной идее.

Она умирает…

Неужто навеки?

Бесследно,

Бесспорно,

Безвольно…

Она умирает,

Чтоб нам было

Просто,

Надежно,

Приятно,

Спокойно.

Она умирает

Неслышно,

Покорно

И чуточку страшно и больно.

Она умирает…

И сердце сжимается медленно

В черную точку,

Чтоб как-то закончить нелепую

Лишнюю строчку.

Она умирает…

* * *

Слова бессильны, и любовь бездонна,

И ты не просто женщина – мадонна!

Твой лик сияет нежно из окна:

Как ты прекрасна! До чего ж бледна!

Я на тебя взираю снизу вверх,

Сейчас смотреть иначе – смертный грех,

Ну, кто я, в самом деле, пред тобою –

Случайный взбрык природы, червь земной.

Бессмысленно-пусты стихи мои

Без обращенной к женщине любви…

Ты смотришь со второго этажа,

Мою судьбу в своих устах держа,

Как выдох, или, может быть, как вздох…

С тобой расцвел я, без тебя б – засох.

Сойди ж ко мне скорей! Позволь обнять!

И вновь твоей опорой в жизни стать!

Дозволь безмерной нежности моей

Стать светом радости в лучах любви твоей!

* * *

Спасибо за сказку,

Мой ангел волшебный и добрый.

Спасибо за правду

И нежный светящийся образ…

За эти стихи,

За дыхание счастья

спасибо!

Спасибо за чудо

И добрый, доверчивый выбор.

Коснувшись друг друга,

Родились мы заново оба…

Спасибо за сказку,

Мой ангел волшебный и добрый.

* * *

Средь бела дня,

Во тьме ночной

Твой дух витает предо мной,

Весь мир собою заслонив…

Скажи мне, дух – я мертв иль жив?..

Где я – в раю или в аду

В свой бред закованный

бреду?..

Какая сладостная боль –

Без слов беседовать с тобой –

Нет ни вопросов, ни ответов,

А только – ощущенье света,

А только – радость бытия,

Когда тебя увижу я.

Старая сказка

Должен стать лебедем

гадкий утенок!

Выросли крылья –

смешно притворяться.

Сладостный миг –

и…

Он в небе утонет

С жаждой велению сердца отдаться.

С жаждой отдаться Законам Природы –

Сути его лебединого духа.

Лебедь - есть лебедь!

Он в утки не годен

Голосом, шеей, повадками, пухом…

Через презрение, непониманье,

Через шипенье, щипки, комья грязи

В замкнутом круге самопознанья

Он отрицает свое безобразье!

Зеркало – только высокое небо

Вечной и смертной любви лебединой!

Может быть понят лишь лебедем лебедь,

И осужден лишь любимым любимый…

Мы полетаем, мой гадкий утенок,

Если на скотном дворе не утонем…

* * *

Только эхо,

только тени,

только отблески зеркал,

миражи и сновиденья,

чудо-замки из песка.

На века я их построил –

ветер дунул –

пыль в глаза.

И помеху смыть собою

за слезой спешит слеза.

* * *

Чем дольше разлука,

Тем время плотнее,

Тем к встрече пути

С каждым днем все труднее –

Минуты густыми порывами ветра

Швыряют в лицо

Пустоту из конвертов,

В которых уже

Ни надежд, ни молений,

Ни вздохов меж строк,

Ни наивных прозрений…

Расчеты глупы,

И смешны оправданья,

Когда все сметают

Ветра ожиданья.

* * *

Черные тени

Светлых стремлений,

Миг ослепления

Перед прозреньем

И бесконечные

Сети сомнений

Перед прощанием,

Встречей, прощеньем.

Переплетение

Света и тени,

Света и тени

Ошеломленье…

Мир вдруг становится

Зыбким и хрупким,

Эхом колеблются

Бывшие звуки.

В сон превращаются

Прежние судьбы –

Было ль что было?

Хоть что-нибудь будет?..

Все неизвестно,

Неясно, ранимо –

Только на кончиках

Чувств ощутимо.

Нету предела –

Есть устремленье,

Нет достижения –

Есть приближенье,

Надежда, мольба

За мгновенье до счастья:

Дойти, доползти, долететь –

Не упасть бы!..

* * *

Я закрою глаза и к тебе улечу.

Путь по звездам найду над слепыми снегами,

Расшифрую тоски почерневший пергамент:

«Ангел мой! Как тебя я увидеть хочу!»

О, как призрачны крылья взлетающих чувств,

Хоть на них мы и звездных высот достигаем…

Я иду по земле… Снег скрипит под ногами…

Я еще не умею летать – я учусь.

И смешно, и грешно, и, по-детски, наивно

Днем и ночью стремиться к тебе непрерывно,

И полшага в пространстве не сделав к тебе!..

Но закрою глаза – и опять улетаю

Вопреки всем законам, делам и судьбе…

И мгновенья до встречи с тобою считаю…

* * *

Я устал разлучаться –

И душа, и слова

Еще живы, но часто

Чую – живы едва.

Я не вечен, как небо,

Жизнь – лишь горстка песка.

Дольше жизни не требуй

Ждать тебя…

А пока

Буду жив – буду верить,

Что разлука пройдет,

И знакомые двери

Друг мой милый найдет.